Архип молчал примерно минуту. Потом переспросил:
— Чего?
— Запоминай, больше повторять не буду. Ты, прямо сейчас, подаришь мне деревню Ужиково. Ту, из которой этот мужик родом, как бишь его звали… Тот, что лес поджёг. Это ведь из-за него ты на меня рыпаться решил?
Архип не ответил, но это и не требовалось. Ответ я знал. Изрёк:
— Кто на нас с мечом этого, тот от того и того. Ладно бы ты только мужиков на меня натравил! А то ж ещё и охотника. Родного племянника. Толкнул на скользкий путь измены и грабежа… Короче. Пиши дарственную и считай, что легко отделался.
Архип, по-прежнему сидя на земле, хлопал глазами. Рядом со мной образовалась Александра. Строго, по-деловому, осведомилась:
— Владимир Всеволодович, я могу приступать к работе?
— Приступайте. Клиент готов.
— Сию секунду.
Александра поставила на землю саквояж, который привезла с собой. Открыла его и извлекла нечто, оказавшееся аналогом планшета. Не игрового и не графического, а такой штуки, которую подкладывают под листы бумаги. Бумагу Александра тоже вытащила из саквояжа. Да не абы какую, а гербовую. И чернильницу. И перо. Всё — предельно эргономичное, аккуратно упакованное, явно предназначенное для полевой работы.
— Круто, — оценил я. — Серьёзный подход! Уважаю.
Александра вздёрнула нос.
— Контора «Урюпин и сыновья» носит звание лучшей в Поречье не на пустом месте, уважаемый Владимир Всеволодович!
— Урюпин и сыновья? — во все глаза глядя на Александру, крякнул Архип.
Она важно кивнула. Пристроила на деревянном планшете лист бумаги. Обмакнула перо в чернильницу и протянула Архипу.
— Пишите. Я продиктую. «Дарственная»…
Изобразить дарственную у Архипа получилось только с третьей попытки. Он скулил, заливался слезами и размывал на бумаге чернила. Я ещё разок вытянул его вдоль хребта кнутом. Помогло. Третий лист Александра одобрила. Помахала им в воздухе, чтобы чернила быстрее высохли, и принялась собирать канцелярские принадлежности.
Архип, наблюдая за тем, как утекает меж пальцев деревня Ужиково, снова взвыл.
— Цыц, — приказал я. — И скажи спасибо, что так легко отделался. Сам, думаю, урок хорошо запомнишь. Но до всех, кого знаешь в округе, донеси: во владениях графа Давыдова можно появляться только по его приглашению. Кто попробует исполнить что-то другое, пусть пеняет на себя. Мужик-то этот, поджигатель — где?
— Там, — Архип мотнул головой. — На конюшне.
Я покачал головой.
— А ведь я велел — пальцем не трогать! Если бил его, пеняй на себя. Тебя отделаю так же.
Архип побледнел. А я огляделся по сторонам. Никого из дворни видно не было, но это совершенно не означало, что за представлением никто не наблюдает.
— Эй! — позвал я.
После двухсекундного замешательства из-за угла дома показался мужичок средних лет, одетый не по-крестьянски. Управляющий, наверное — такой же, как Тихоныч.
— Ась?
— Приведи с конюшни арестованного. Амнистия на него вышла.
— Это Макарку, что ли?
— А у вас их там много, что ли? Веди давай.
Макара привели. Живого и относительно невредимого. Избивать его Архип поостерёгся. Хотя и в деревню не отпустил. Решил, вероятно, подождать, пока отряженная ко мне банда расправится со мной.
— Гуляй, — сказал Макару я. — Свободен. В другой раз, если почувствуешь, что руки к спичкам тянутся, ко мне приходи. Найдём тебе занятие по душе.
Вернувшись в усадьбу, я расплатился с Александрой сполна. И за сегодняшнее, и за выигранное дело. В какой-то момент мне почудился печальный вздох.
— Что-то не так?
— Ваше дело обещало быть долгим. Любой юрист вам скажет, что хорошее дело — это то, которое длится месяцами, а лучше — годами.
Вот чем меня сразу подкупили сестрички Урюпины, так это искренностью.
— Ясен день, — усмехнулся я. — Лучше в месяц по сто рублей получать пару лет, чем пять сотен сразу, и на том всё.
— Вот, вы меня понимаете, Владимир Всеволодович.
— Ещё бы не понимать. Я, думаете, деревнями из одного лишь человеколюбия занялся? Нет. Тоже хочу себе стабильный доход обеспечить. А то, знаете ли, бывает, проснёшься с утра — и такая хандра нападёт. Никуда не хочется — ни тварей убивать, ни кости сдавать. Так бы и лежал весь день, мемы лайкал… А потом вспомнишь про дела свои нерадостные — и нехотя встаёшь, идёшь на борьбу с нечистью. А стресс между тем копится, копится…
— Вы меня очень хорошо понимаете! — Александра посмотрела на меня с каким-то совершенно особым выражением, и даже, кажется, дыхание немного изменилось. — Папенька всегда ворчал, когда заканчивались долгие дела, и приходилось пробавляться мелочёвкой.