Но тревога на душе так и осталась камнем холодным лежать.
Насолила тетка Аксинья с девками грибов да варенья на зиму наварила, но отчего-то ей все было мало. В следующий год она уж Машку отдавать замуж собиралась, были и женихи на примете. Правда, Машка от них нос воротила: тот ей низенький, тот скучный - двух слов не свяжет, у того лицо конопатое... Другая бы забыла материнские слова, будто жених ей достанется лучше всех, а Машке они как втемяшились - и слушать никого не хотела. Молвить честно, Машка и впрямь была не всякому чета. Брови соболиные, глаза ясные, работа в руках так и спорится. Но ведь и Дашка, и Настёнка были девки не из последних!
Настёнка знала, что к ней, когда время придет, младший брат Дашкиного мужа посватается. Мальчишку того она едва знала, но вроде и сам он был хорош, и семья у него была из работящих да непьющих, а по деревенским-то меркам лучше жениха и не надобно.
И пошла Настёнка еще грибов набрать; очень ей это удавалось, бывало, все едва с десяток сыроежек наберут, а у ней всегда полное лукошко, да какие грибы-то - боровики, грузди! Машка - та дома осталась, капусту солить и прочие припасы готовить. Надела Настёнка новые лапти, "счастливый" красный платочек, да бусы русалочьи не забыла: без них она никуда не выходила. Хоть и велела ей русалка только на краю погибели бусины использовать, а кто знает, когда она, та погибель, подкрадется?
А в то время в деревню как раз барин приехал. Молодой, гоношистый такой, за девками гоняется. Собак навез с собой, охоту устроил. Ему охота для забавы нужна, а деревенский люд с охоты живет, так барин все зверье по лесу распугал.
Настёнка про то не думала. Мала она была еще про барина думать да шалостей его пугаться, - так отец ее решил. Да и кому бы пришло в голову за дитем несмышленым бегать?
Вот она и насобирала грибов. Как заведено, положила краюху хлеба с солью для Лешего, да с русалкой поздоровалась - "доброго дня тебе, тетенька", верила, что та ее слышит. И солнце еще на вечер не склонилось, а Настёнка с полным кузовком домой идет. А навстречу ей мужчина молодой. Чудной - такого Настёна еще не видела, в кафтане красном, идет и платочком обмахивается.
- О, - говорит он, - мадмазель! Спозвольте вас проводить тет-а-тет!
- Да пошто меня провожать, я и сама дойду, - Настёнка ему.
- О, мадмазель, какие на вас бусы смешные, - и за руку Настёнку хвать, ну чисто волк из сна. - Будьте же благоразумны, и я подарю вам ценные вещи!
- Это как? - удивилась Настёнка. Про "благоразумие" да "благолепие" в церкви поп говаривал, что грешить-де не надо, а надо Богу молиться да жить по совести. Ну, а ценные вещи-то тут при чем?
- А вот так! - и чмок Настёнку прямо в губы! А рот у него дымом табачным воняет, холодный, скользкий, ровно жабий, и злой. Лучше бы и правда укусил по-волчьи, думает Настёнка.
- А вы, барин, не извольте смеяться, а лучше отпустите, а то вот как дам! - и правда тумака барину отвесила. Кулак у Настёнки был хоть и детский еще, а крепкий. Она и мальчишек на улице, бывало, поколачивала, и с тяжелой работой управлялась. Подхватила Настёнка свое лукошко - и ну бежать!
- Ах ты, плебейская морда! - слышит Настёнка топот за спиной. И поняла она: не убежать ей. "Убьет он меня за то, что по мордасам ему врезала, - решила Настёнка. - Барин, не хухры-мухры... А никто не ведает, где я, и никто меня тут и не найдет. Чую, погибель моя пришла..." - и тут ее взгляд на бусы упал.
С виду они были бусы как бусы. Не "смешные", как барин сказал, но и не Бог весть какие богатые. Бусины в них были гранатовые, граненые, темно-вишневые, а три бусины - побольше, и на них рисунки вырезаны. Летучая мышь, волк и росомаха. Красивые бусы, что и говорить, хоть и не яркие.
Взялась Настёнка за одну бусину - ту, на которой мышка летучая - и думает: как же дальше-то? Призвать силу... а как?
И вдруг чувствует: изменяется она. Все большим становится, каждый звук - слишком громким, лукошко из рук выпало... Взлетела Настёнка вверх.
А тут и барин. Выбежал на тропинку, дышит тяжело, злой, потный, кричит что-то похабное, такое, какого и от пьяных мужиков не всегда услышишь... Нет Настёнки! Бранился барин, бранился, обшарил все кусты вокруг, прибить грозился, а под конец пнул ее лукошко и убрался восвояси.
Отцепилась Настёнка с ветки. Вниз слетела. Выдохнула, чувствует - опять она человеком стала.
Так вот она какова - сила русалочья!
Грибы, конечно, собирать пришлось...
Листья с дерев уж и облетать начали. Повезли отец с теткой Аксиньей Настёну в гости к Дашке - и сестру проведать, пока Аксинья еще может куда-то ездить, на сносях ведь, и с женишком познакомиться поближе. Матвеем его звали. Смущался он очень, а Настёнка - и того пуще, едва парой слов перекинулись, зато взрослым все было по душе. А Машка опять губы надула.
- Ты, батюшка, - говорит, - знал, что барин с друзьями приезжал, и мне не сказал. Может, то судьба моя была?
Настёнка язычок прикусила. Думает, знала бы ты, сестренка, что это за судьба...
Кабы люди свою судьбу знали, может, по-другому бы ею распорядились. Ан вот и знал отец Настёнкин - дочь его предупредила, что вещий сон ей опять был, - да среди зимы на охоту пошел. Обещал Аксиньюшке своей кабана или лося добыть, порадовать свежатиной. Оделся тепло, ружье смазал как следует. Охотник он был удалой: подранков не оставлял, почем зря зверя не бил, но уж если бил, то без промаха. Но в этот раз не повезло ему.
Нашли отца только через неделю в снегу, случайно - соседка пошла в лес калины мороженой поискать. Лежал он с разбитой головой. Не зверь его погубил - люди на ружье охотничье позарились. А рядом в кустах валялся и ягдташ с двумя зайцами.