– А я побежала, – пробормотала я. От собак-то убегать не рекомендуют, а тут оборотень здоровенный, в состоянии лёгкого помешательства на запахе одной конкретно взятой девицы.
– И желание догнать тебя стало… неодолимым.
Для оборотней запахи играли важную роль, это часть их природы и мировосприятия. По запахам оборотни определяли чужое настроение, преобладающие в данный момент эмоции, границы территорий других стай и готовность представителей противоположного пола к спариванию, могли с одной встречи запомнить человека и впоследствии ни с кем его не путали. Конечно, юные оборотни, как и всякий неугомонный, склонный к юношескому максимализму и крайностям молодняк, хуже себя контролировали и оттого славились своей несдержанностью и необузданностью. В целом, тут-то как раз ничего нового я не узнала, но я впервые слышала, чтобы запах русалки мог ТАК подействовать на оборотня! Не уверена, что хоть кому-нибудь вообще известно о подобном влиянии русалок на оборотней! Да я, честно говоря, и вовсе полагала, что мы если и пахнем, то слабее, чем люди. В воде запахов нет, русалки, находясь в естественной среде обитания, полагались прежде всего на слух и тактильные ощущения, воспринимали информацию через кожу и чешуйчатый покров, чутко улавливающие малейшие изменения в окружающем мире.
Отчего-то вспомнилось замечание Киаран про еловый запах, почуянный даже на сцене… угу, и хорошо сохранившийся на Кейтене. Вероятно, волчица имела в виду меня… и ёлочкой ещё обозвала.
Да-а, русалка – и пахнет ёлками?
Хорошо хоть, не мандаринами.
– Потом, полагаю, в дело вступил инстинкт… э-э… – даже не столько размножения, сколько желания обладать свежепойманной добычей. – Ну, сам понимаешь, – не то чтобы я рвалась обсуждать несостоявшееся изнасилование, но выбора особого не было. Раз уж начали, то надо по возможности пролить свет на все вопросы.
– Это трудно объяснить, – смотреть на меня Кейтен по-прежнему старательно избегал. – В голове туман, как в алкогольном забытьи, и ни единой внятной мысли, только одно желание – догнать источник столь привлекательного запаха и… – оборотень умолк и нахмурился сильнее.
– И поиметь? – решила я закончить фразу. Кейтен искоса глянул на меня, и я торопливо поправилась: – То есть я хотела сказать, пометить.
Оборотень тяжело вздохнул и отвернулся к реке.
– Примерно.
– Но ты же не… – теперь реплику оборвала я.
– Нет. Однако благодарить мне за это надо отнюдь не себя.
А кого?
Как кого, Дани? Кто решил проявить инициативу и первым полез с поцелуями к жертве ароматического забытья? А через несколько минут так вошёл во вкус, что и останавливаться не хотел?
– Всё ведь обошлось, – неуверенно заметила я.
– Дани, я не в том возрасте, чтобы слепо следовать велению инстинктов или бездумно подчиняться влиянию полнолуния, – раздражённо ответил Кейтен. – И меня зверски бесит и это помутнение, и факт, что я мог причинить вред тебе или любому другому человеку, попадись он тогда на моём пути. Я не из тех диковатых одиночек, которые считают, что раз над ними нет альфы, то им вообще никакие законы не писаны. Я достаточно давно живу в этом городе, у меня здесь дом, работа, друзья и нет никакого желания отказываться от нынешней жизни, опять переезжать и начинать всё заново.
– Кейтен, я не думаю, что это… помутнение может носить характер регулярного явления. Ты же не на всех подряд девушек кидаешься… я так понимаю, ты вообще на них не кидаешься, – да и, сказать по правде, зачем ему, с его внешностью и фигурой, гоняться за случайными девицами по лесу, которые, может, там будут, а, может, и нет? Поди, сами на него гроздями вешаются, и ловить не надо. – А только… на меня и, значит…
Значит, поздравляю, Дани, ты своим запахом – но почему, во имя владычицы океана, почему именно ёлки?! – привлекла к себе оборотня. Морская царевна поймала волка. Как в старых человеческих легендах о речных русалках, что заманивали своим чарующим пением смертных мужей, домогались их по-всякому, а после топили несчастных в глубоких омутах.
– Я уже говорил, что возвышенно-романтические истории об обретении истинной пары плод богатой человеческой фантазии. В реальной жизни мы выбираем пару точно так же, как и люди: когда-то по своему желанию, когда-то по велению старших.
– Но тебе не кажется, что всё это слишком странно для случайной… встречи?
– Я не верю в высший промысел, – Кейтен наконец удостоил меня снисходительным взглядом закоренелого атеиста. – Другое дело, что есть определённые, освящённые временем и опытом предыдущих поколений традиции.
– Какие, например? – почему-то насторожилась я.
И ведь он меня уже спрашивал об обычаях оборотней, точнее, что мне о таковых известно.
– Разные, – туманно пояснил Кейтен и взгляд опять отвёл.
Стыд? Вина? Смущение? Или банальное замалчивание некой важной информации?
Чем дальше, тем больше ситуация располагала к последнему.
– Я… что-то не так сделала? – уточнила я на всякий случай.
– Да нет, всё… так. Просто… неожиданно вышло.
Что верно, то верно.
– Я же не… не нарушила ненароком какие-нибудь ваши… традиции?
– Нет, – последовал быстрый ответ.
Слишком быстрый, на мой подозрительный взгляд. Или это паранойя проснулась?
Кейтен вдруг шагнул ко мне, нежно, бережно взял за руку и о-очень проникновенно и даже торжественно посмотрел в глаза. Того и гляди, вот-вот опустится на одно колено и сделает предложением лапы, сердца и всего движимого и недвижимого имущества. Я аж насторожилась сильнее – мало ли? В высшую божью волю можно верить, можно не верить, однако сомневаюсь, что на молодых, привлекательных и честных оборотней каждый день русалки озабоченные кидаются с самыми развратными намерениями. Да и что-то же сподвигло Кейтена проникнуть на территорию королевского замка, разыскать мою комнату и, так сказать, приятно завершить вечер? Только ли необходимость выяснить, не составили ли с моих слов его портрет для раздела «Их разыскивает королевская служба безопасности»? И для чего-то же он оставил мне значок кабаре? Значит, хотел, чтобы я его нашла.
– Дани, ты простишь меня? – совершенно серьёзно спросил Кейтен.
На секунду я растерялась – а что, собственно, я должна прощать? Запах мой. Я подвернулась под ноги, точнее, под лапы оборотню, я накануне предложила Лансу поискать то злосчастное капище, я пусть и нечаянно, но спровоцировала всю эту донельзя странную ситуацию. Конечно, кто же знал, что так сложится, однако и терзаться чувством вины из-за недавнего прошлого, которое всё равно уже не изменить, смысла я не видела. Это люди склонны воображать, что было бы, поступи они иначе, скажи другое, выбери третье, а мы редко сожалениям предаёмся. Зачем, если толку один краб никакого?
– Я тебя и не винила, – возразила я.
– Дани, – Кейтен выразительно поднял брови, намекая недвусмысленно, что сейчас он хочет услышать от меня отнюдь не заверения в его невиновности.
– Но если тебе так будет спокойнее, то да, я тебя прощаю.
Кейтен улыбнулся с заметным облегчением, и я тоже улыбнулась в ответ, решив пока воздержаться от расспросов на щекотливую тему. Что-то подсказывало, что на данном этапе оборотень не настроен делиться сведениями. Надо или покопаться в библиотеке замка, или снова зеркало королевы навестить, может, ему больше известно о загадочных волчьих традициях. Интересно, а представители других народов в эти обычаи как-то вписываются?
Впрочем, один вопрос можно и сейчас задать.
– Кейтен, а я правда пахну… ёлками?
– Ёлками? – озадаченно повторил оборотень.
– Киаран меня ёлочкой обозвала… то есть назвала. Вчера в кабаре.
– Не обращай внимания, – с досадой поморщился Кейтен. – У Киаран довольно… хм-м, специфические представления. Обо всём.
– Но на что-то ведь мой запах должен походить, верно?