– Жизнью малыша, который ещё и не родился? – опешила я.
– Дед был старой закалки, верил в силу давних обычаев. Ривер тогда клялась, что сделает всё, что от неё потребуют, лишь бы Кейрен остался жив, и ей пришлось согласиться, хотела она того или нет.
– А выбор уйти или остаться?
– Он был следующим. Что предпочла Ривер, ты, полагаю, уже знаешь. Возможно, она надеялась, что если они уедут подальше, то о долге крови все забудут. Но о нём нельзя забыть, нельзя им пренебречь. И время только доказало, что мы с Кейтеном действительно предназначены друг другу.
– Да? И как? – осторожно уточнила я.
– Очень просто, – пожала плечами Киаран. – У моих родителей мог родиться мальчик и наоборот – у Ривер и Кейрена девочка. Мы могли не дожить до совершеннолетия. Кейтен мог сгинуть без следа в этих своих путешествиях по миру. Никто не полагал, что мой отец однажды станет вожаком. Но всё сложилось так, как сложилось, один к одному, и то, что сейчас происходит в стае, лишь подтверждает необходимость в нашем союзе.
Я смотрела в спокойные васильковые глаза под длиннющими чёрными ресницами и отчётливо понимала – Киаран и впрямь верит в то, что говорит. Не было в волчице ни фанатичной экспрессии, ни возвышенно-одержимой, пусть и не разделённой любви. Её действительно воспитали с твёрдым убеждением, что где-то там ходит мужчина, который будет принадлежать только ей, и точка. И Киаран с малых лет приняла и срослась с этой мыслью, не допуская никакого иного развития событий, или что у назначенного мужчины могут быть другие интересы в жизни. При Приморском дворе я видела множество похожих на Киаран девушек, сговорённых едва ли не с колыбели, правильно взращённых, словно элитные породистые собаки, чтобы в их хорошеньких головках не возникало сомнительных мятежных идей. Эти нежные девы могли быть интересными собеседницами, начитанными, с хорошим образованием, но стоило в разговоре коснуться темы их женихов, как в очах девушек сразу появлялось похожее выражение спокойного, непреклонного убеждения. Они не мечтали о прекрасных принцах, не флиртовали с придворными кавалерами и вообще не видели собственной жизни за пределами замужества. И, признаться, меня они всегда пугали, не живые люди, а набор одинаковых кукол, усаженных рядочком на полку. Даже странно, как Киаран дозрела до желания танцевать профессионально и как ей позволили подобное вольнодумство.
Волчица скрестила руки на груди и прислонилась к дверному косяку.
– И не надейся, что твои русалочьи штучки что-либо изменят, – добавила Киаран.
– Какие… штучки? – растерялась я.
– Я вижу, как ты окрутила его своим запахом и чем ещё вы там пользуетесь, чтобы завлекать мужчин. Мой отец прав – Кейтен будет хорошим вожаком, к тому же, что бы он сам ни говорил, это и его стая тоже. Он полностью устраивает меня как супруг.
– Избавляет от необходимости выбора, – ввернула я.
– Да, – и не подумала возразить волчица. – И с Кейтеном я смогу продолжить заниматься танцами.
О-о, вот мы и дошли наконец до личной выгоды!
А чего ты хотела, Дани? Не полагала же всерьёз, что Киаран спит и видит, как бы удержать при себе завидного женишка, не имея при этом никаких собственных корыстных интересов?
– Сомневаюсь, что Кейтен станет вожаком и продолжит управлять кабаре, – заметила я.
– Я могу заниматься «Лепестком», почему бы и нет?
Ещё лучше. Начали с предназначения, закончили банальными меркантильными целями.
– Ты не представляешь, что я испытала, когда узнала, что Кейтен стал владельцем кабаре. Это всё равно что… что в лотерею неожиданно выиграть, – Киаран улыбнулась не столько мне, сколько своим мыслям. – Так внезапно, удивительно… чудесно всё, чего я хотела для себя, воплотилось в жизнь. В бездну мужа, в бездну стаю – моя мечта стала явью. Не интересы отца, не желания матери, не нужды стаи, а мои! Только мои, понимаешь? Здесь меня не контролируют, охрана не следит за каждым моим шагом, я могу делать что захочу, общаться с кем захочу, хоть с самой наследной принцессой!
– А если однажды ты встретишь мужчину, которого полюбишь и с которым захочешь быть вместе, создать семью, родить детей? – в конце концов, кто знает, за каким поворотом тебя настигнет то самое, чистое, светлое, возвышенное и, возможно, с перспективой на всю жизнь?
Или на какой кривой лесной тропинке догонит…
Правда, на нашей тропинке с возвышенностью было туговато, ну да ладно, я не гордая.
Волчица вдруг рассмеялась с искренним весельем, беззлобно и снисходительно.
– Полюбить? Я тебя умоляю! Кому в наше время нужна такая глупость, как любовь к мужчине, тем более мужу? Она только всё усложнит, особенно если супруг начнёт искать удовольствия на стороне или станет уделять тебе мало внимания, а оба этих пункта неизбежны, к сожалению. Мама по молодости лет была безумно влюблена в моего папу, а он в упор её не замечал. Ещё бы, – Киаран презрительно передёрнула плечами, – столько юных волчиц вокруг и все готовы на всё ради его благосклонности. Мама была лишь одной из этого гарема, а папа не видел никого, кроме Ривер. Ещё мама мечтала о сцене, но времена были другие и родители её были другими.
Старой закалки, надо думать. И сцена – любая – для них наверняка была синонимом борделя.
Странная свобода у волчиц – вроде и выбираешь сама, и одновременно твоё мнение значит не больше, чем мнение высокородной юной леди, воспитанной с единственным в жизни назначением выйти замуж на благо семьи. Да и безусловная верность оборотней своей паре, похоже, всего лишь очередной миф.
Люсинда даже не представляет, насколько ей повезло: её вырастили в любви и удивительной для наследницы трона свободе, её ограничивали гораздо меньше, чем могли бы, из неё не лепили такую вот куклу, у которой и образование-то присутствует сугубо для улучшения экстерьера. И я раньше тоже как-то не представляла в полной мере, насколько повезло мне родиться свободной русалкой, не стеснённой запретами и навязанным браком в качестве венца женской эволюции.
И ещё понятно, кто посеял в Киаран эту страсть к танцам. Попытка реализовать в дочери собственные несбывшиеся мечты.
– После ухода Ривер и Кейрена мама всё же смогла добиться своего, – продолжила Киаран тише, глядя мимо меня на лужайку перед домом. – Она всегда была рядом, поддерживала во всём, терпела папины выходки и капризы. Мама потратила на него молодость и красоту, отказалась от мечты, не теряла связь с Ривер, не корила отца за неудачи и что получила взамен? Ничего. Она стала женой вожака, родила девочку, но даже мой пол преподносился так, словно это исключительно папина заслуга. Он хорошо к ней относится, пусть и несколько снисходительно, но не любит и не любил никогда, и он ей изменяет, о чём прекрасно осведомлены все в стае. Так скажи мне, Адаани, зачем любить мужа? Нет, я не опущусь до этого унизительного и бесполезного чувства. Я люблю танцы, музыку, красивые вещи, ценю комфорт и поддерживаю тех, кто готов бороться за справедливость в этом мире. Я буду очень-очень любить наших детей. Но Кейтена я не люблю и не полюблю никогда, – неожиданно волчица посмотрела на меня пристально, серьёзно. – Поэтому будь добра, сними свой приворот, или чем ты там ещё его окрутила, и больше не приближайся к нему. Я знаю, Кейтен считает меня этакой избалованной прицессочкой, помешанной на идее высшего предназначения, но происходящее не только и не столько божественный каприз, но и, прежде всего, судьба, определённая до нашего с ним рождения. Традиции, которые должны соблюдаться и сохраняться, если мы не хотим окончательно впасть в хаос и неразбериху, столь свойственные людям. Долг, от которого ни я, ни он не можем отказаться, как бы ни желали обратного. И, в конечном итоге, в наших с ним силах сделать наш брак и наше дальнейшее совместное существование максимально удобным и взаимовыгодным. В любом случае я могу дать ему гораздо больше, чем можешь ты, и он может дать мне больше, чем когда-то мой папа дал моей маме. Пожалуйста, не лезь в то, что тебя не касается. Если бы ты была человеком, я бы ещё поняла твою настойчивость, но ты русалка, ради луны, зачем тебе оборотень? Поразвлечься – на здоровье, мне всё равно, с кем спит Кейтен сейчас и с кем будет спать впоследствии, но серьёзные отношения между волком и русалкой? Неужели твои же сородичи одобрят подобное?