Приходит, значит, наша Таня к врачу, он, как всегда: рот откройте и сидите. Она и сидит, мужественно терпит, пока обладатель красивых глаз ей всякие муки причиняет. И вот любуется она на красоту над масочкой, а врач говорит: не закрывайте рот, посидите так, и сам начинает ее наглаживать всяко. Сначала могучей груди как бы невзначай коснулся, а потом и взначай залапал, Танька не знала, что и думать.
Вернее, знала и думала: «Мать моя женщина, что ж я не надела трусы приличные?» У нас ведь, сдобных дам, любимые модели «а-ля панталон», чтоб пупок закрывали и плюс резинка сверху как раз по грудь. И что делать, не знает — доктор-то уже ляжки оглаживает, примеряется джинсы расстегивать. А она, напомним, все с открытым ртом сидит, и сказать ничего не может. Краснеет, понятно, сопит, а мужчинка, видать, это за страсть принимает. В общем, как раз когда он ширинку стал так осторожненько расстегивать, Татьяна рванула с себя несчастные джинсы вместе с проклятыми трусами, да с такой прытью, что кресло хрустнуло. Совсем не сняла — неудобно лежа-то, а спустила ниже колен и лежит с открытым ртом и оголенной красотой вначесочку. К чести доктора, он не убежал, мужественно достал член и трясет перед Танькиным лицом — та еще картинка: весь упакованный в халатик, шапочку, масочку — и член с кудрявыми черными волосиками. Так себе член, кстати. Но даже и с ним что делать-то? Рот не закрыть, и как спросить, можно ли сосать с неподпиленной пломбой? Ну, Танька не растерялась, благо опыт имелся — рукой схватила и приласкала. А он ей пальцами в дырку полез, будто смежную профессию гинеколога осваивает. Так и кончил прямо на лобок.
Потом как ни в чем заправился, пломбу ей подпилил и говорит, закрывайте, мол, ничего не мешается? Она говорит, да что вы, просто восторг и опупея. Он обрадовался, чудненько, мол, в кассу триста рублей оплатите. Она, улыбаясь, джинсики подтянула вместе с трусами и покинула уютный кабинет, унося вместе с мокрым и скользким от спермы бельем глубокую душевную рану.
От смеха согрелись немножко. Но смех смехом, а шуба кверху мехом — не уходит молодежь, и не думает даже. Снова стали подмерзать, так тут Машка свое решила рассказать.
— Я, — говорит, — с первым своим парнем вообще никакого разнообразия не знала — только под ним и никак больше. А так хотелось попробовать, что же такое все говорят, когда парень орально… ну это самое. И вот я ему вечером так намекаю, мечтаю, мол, проснуться от нежных оральных ласк. Думаю: не будет стесняться меня сонной-то, да и мне сподручнее — не так стыдно. И что вы думаете? Просыпаюсь утром, а он надо мной стоит и мне в губы член свой тычет, а сам сияет как медный пятак.
На этот раз компания на берегу, кажись, смех услышала, подозрительно так покосились. Но, наверное, решили, что показалось, у них музыка гремела канонадой. Вернулись к своим посиделкам с пивком.
Посмотрела я на девок и решила, что пришел мой черед их отвлекать от замерзания. Ввиду небогатого жизненного опыта пришлось импровизировать.
— Ладно, расскажу. Я про этот случай и сама старалась не вспоминать, да что теперь… В общем, помните, лет пять назад я в Омск ездила? А потом еще вся больная приехала.
Девки кивнули, и я продолжила.
— Ну и вот, ехать трое суток, скучища жуткая. Еду в плацкарте, никуда не спрячешься, соседи — божьи одуванчики, пердят, храпят, в общем, то еще удовольствие. И тут на одной станции — не помню уже какой, входит и усаживается на свободное место напротив моего такой мужик, что глаз не оторвать. Я на него гляжу и понимаю, что без шансов, такой никогда меня и не заметит, слишком хорош. А у меня тогда с Саньком все уже закончилось, в общем, и забыла, чем люди в постели занимаются.
Едем, значит, молчим, и гляжу — сосед мой тоже от скуки мается. И так и сяк устраивается, да никак не устроится. Я чисто из вежливости — да-да, чисто из вежливости! — заговорила с ним. Ну, вы меня знаете, я же как монашка, сроду ни к кому первая не приставала… Не считая пары случаев…. Ну так вот, разговорились мы. И Аполлон этот оказался вполне компанейским, все про себя рассказал и про меня расспросил. И такую мы душевную близость ощутили, что пошли это отметить в вагон-ресторан. А жара стояла, пить хотелось. Ну, мы и выпили. Бутылок по пять пива на рыло. Что ржете-то? Чем угощали, то и пила!
И вот стоим мы в тамбуре, курим — я только когда пьяная курю, да! — и его рука уже у меня в лифчике шебуршится, так что встал вопрос раком. В смысле, где бы встать? Ну, ясное дело — в сортире, где же еще. И все бы ничего, и член у него оказался ого-го, и вообще… но у меня же ничего не бывает нормально. В общем, у моего случайного любовника сухостой приключился. Ой, девки, видно, бог меня решил наказать за все греховные мысли разом! Все, что я с ним вытворяла эти полтора часа, люди за всю жизнь не перепробуют. Я и изворачивалась всяко — а вы представьте меня с моими габаритами в сортире поезда! — и сосала, лизала, стонала — пофигу, стоит колом и ни туда, ни сюда. Только-только затеплилась надежда, что скоро уже, как стали в дверь тарабанить. И я ничего поделать не могу — он уже без тормозов, ему лишь бы кончить, а за дверью порядочная толпа собирается, а ссать хочется до безумия — пиво назад просится, а я ни о чем другом думать не могу, как о том, с каким лицом явлюсь потом публике?