Она картинно развела руками.
— Так что ты прав, желая пообщаться с полицией. Ко всему прочему, двойное убийство, — она показала рукой Машу и махнула в прихожую, — покушение или тоже убийство, — показала на меня, — потянет на пожизненное. Но мне это не интересно. Я хочу чего-нибудь повеселее для тебя. Так что я внимательно послежу за процессом. И, будь уверен, обязательно узнаю, куда тебя посадят. А там у меня непременно найдется свой человек. Который будет отрезать от тебя по кусочку. До тех пор, пока не останется одна башка. Чтобы ты смотрел на это и знал, за что получаешь.
— А-а-а! — завопил Санек и, бросив меня, кинулся к окну. Игорь, при всей своей немаленькой комплекции, порхнул за ним.
Как в замедленной съёмке, Санек обернулся, увидел приближающегося бойца и ударил себя в живот своим же ножом.
«Почему в живот? — лениво подумалось мне. — В шею надежнее».
Тут раздался звон, окно вылетело, брызнув фонтаном стекла, смешались в кучу шторы, люди, топот, шум, гам. Отключаясь, я увидела, как Маргарита поднимается со стула, улыбается и смотрит на меня.
И последнее, что я почувствовала — как сильные руки поднимают меня и несут. Знакомое ощущение, только когда это уже было?..
Потом — туман, иногда прерываемый вспышками, какие-то голоса, мелькание ламп, запах лекарств, пиканье приборов. И блаженная тишина…
Наверное, я умерла и оказалась в раю. Мне было так хорошо, тепло, уютно. Ничего не болело, и в целом я не чувствовала тела. Невообразимая легкость и простота. Ничего не волнует, не беспокоит. Ах, как хотелось остаться навсегда в этом блаженном состоянии! Невесомость, где нет ни времени, ни людей, ни космоса и звезд. Порой откуда-то издалека я слышала голоса, которые звали меня. И они становились все громче, все требовательнее. Я сначала бежала от них, а потом, сдавшись, устремилась на зов.
— Мама!
— Майя!
И, наконец, пришли ощущения. Сначала навалилась страшная тяжесть, будто на груди лежит гранитная плита, и сделать вдох — как поднять ее. Потом вернулось осознание тела — руки, ноги, голова. А с ним и боль. Уже не такая сильная, как раньше, но все равно существенная.
Я застонала.
— Мама! — тут же откликнулся дочкин голос.
— Амалька… — блаженно подумала я, и тут же спохватилась: ее не может быть тут, она же в Сибири.
— Мамочка, родная! — снова услышала я, и сомнений не было, это она, дочка.
Пошевелила рукой и почувствовала в ответ горячую ладошку.
— Майя, откройте глазки, — послышался другой голос, очевидно, врач.
Я послушно попыталась открыть. Не без труда, но мне удалось. Сначала смутно все было, а потом проступило лицо доченьки, и рядом — мужчина в халате и шапочке, кто-то еще там был, но я устала смотреть и закрыла глаза.
— Ну, все хорошо теперь будет, — весело отрапортовал врач. — Сто лет жить будете! А пока отдыхайте.
Он ушел, осталась медсестра, делать какие-то манипуляции с капельницами, снимала и подключала датчики, а мы с Амалией сцепились руки и так радовались друг другу.
Дочка всхлипывала, вытирала нос. Я хотела сказать, чтобы не плакала, но губы слиплись, медсестра увидела и протерла мне губы бинтом с водой. О, какая вкусная это была вода.