– Ты что, не в курсе?
– Нет, как-то не уследил.
– Ха-ха! – Синди скомкала хрустящий пакет и запихала в один из мусорных.
– Ты что, с Антоном встречаешься? – спросил Ральф спокойно.
В церкви словно похолодало, теперь это ощутили все. Синди самодовольно заткнулась. Вот что я ей сделала? Что?!
– Антон всего себя посвящает спорту! Там вместо гормонов в крови стероиды, – буркнул кто-то из мальчиков. – Синди снова хлюпнула в туалете. Алкашка!..
– Да, – сказал Ральф. – Конечно. А где Антон? – взгляд уже потеплел и обещал мне адское пламя.
– Со Свеней, – сказала Синди, выжав улыбочку. – Работает на два фронта. Какой уж там спорт?..
Теперь ты видишь.
Когда отец расстался со мной, я думала, виноваты чайки, моя неуклюжесть, глупость… да что угодно, только не он.
Когда я окончательно поняла, что Ральф любит Джессику, у меня был опыт в поиске виноватых. Во всем была виновата я: я не могла дать ему того, чего он хотел. Я была слишком маленькой, я его не интересовала.
С Антоном фиаско было особенно оглушительным. Одно дело быть отвергнутой теми, кого считаешь богами, другое – обычным мальчиком, который сам-то еще сопляк. А он отверг меня три года назад.
Именно отверг. По причине возраста. И я готова была покляться, что Синди била именно в этот пункт.
Ральф был в подвале, тренировался.
Ревела музыка, большой боксерский мешок стонал под ударами, как живой. Ральф бил по нему ногами, словно он, правда, был… живой. Сам он выглядел, как Люцифер в истинном обличии. Красный от ярости, с вздувшимися венами на лбу и висках.
Краем глаза, Ральф заметил движение и развернулся; весь блестящий от пота.
– Чего тебе?! – рявкнул он.
Я выдернула шнур и эхо затихшей музыки еще какое-то время пульсировало в ушах.
– Ты поступаешь подло! – сказала я. – Ты сам велел мне идти, и я пошла! Я говорила, что нечто похожее обязательно случится!
Ральф хрипло рассмеялся, вытер лицо полотенцем и стал дрожащими руками разматывать эластичные бинты на кистях.
– Ты просто невероятная! – восхитился он. – Значит, это я поступаю подло? Я? Да? Не ты?
– Я ничего не сделала.
– Да, ну? Не била клинья к Антону?
– Мне было плохо, – сказала я хмуро. – Я тебе надоела. Я должна была как-нибудь это пережить.
У Ральфа хватило совести не орать, что не надоела. Он закусил губу.
– Тебя было ужасно много, – подтвердил он.
– Я поняла слишком поздно. Увы. Прости.
Он осторожно прочистил горло.
– Послушай, Ви! Ты ничего другого не делаешь. Только дома сидишь. Естественно, что ничего другого тебе не хочется… Я понимаю, что тебе нравится, но пойми и ты: у меня полно других дел. Которые гораздо важнее и интереснее секса… Не то, чтобы мне не нравилось… Но не каждый день, не по два часа!.. Займись чем-нибудь! Чем угодно. Не сиди здесь!
Я вскинула руку. Дрожащую. Меня и саму трясло.
– Слушай, а тебе никогда не приходило в голову, что проблема не в том, чего я хочу, а в том, чего ты не тянешь? Почему я должна убивать свое либидо? Я же не прошу тебя пить виагру и продолжать! Уверена, в мире полно мужчин, которым нравится секс. Так же сильно и часто, как он мне нравится.
Ральф не нашелся, что ответить. Потом сказал:
– Так часто, как тебе нужно, сможет только тойбой. К счастью, ты довольно богата.
– Ральф, если ты вдруг не понял, то я отстала. Рождество я буду праздновать уже дома, а до… Я сделаю над собой усилие и проживу без тебя. Так что сделай не строй из себя жертву! Не пинай грушу, не спрашивай, к кому я бью клинья. Как ты и сказал, я богата. И я не собираюсь под кого-то подстраиваться, или кого-то терпеть.
Какое-то время, он стоял молча. Затем кивнул.
– Я тебя услышал.
ЧАСТЬ 5.
I Верена.
Что ты сделал, чтоб заболеть?
В тот вечер Ральф простудился.
Он никогда раньше не болел! По крайней мере, настолько серьезно. Когда я встала, тетя как раз пытала его вопросами, вроде: открыл ли он форточку, тренируясь и не ходил ли после душа босой.
Ральф не рычал. К моему удивлению, он лежал покорный и тихий, что было ему несвойственно. Как и розовый цвет лица и испарина на щетине… Я сбегала за градусником и решительно подвинула тетю бедром. Мужчины способны умирать при температуре 37.4, но они стонут при этом, жалуются, кричат… Ральф же страдал молча… и весь горел.
– Господи! У тебя температура сорок! – сказала я, беспомощно крутя градусник и не зная, что с этим делать. – Где ты умудрился?.. – я осеклась. Я повторяла за тетей.