Дворец Нептуна отделяло от палат жены и дочерей полдня пути. Так настоял сам повелитель еще в пору жениховства, а царица ему не противилась. Буйство мужа, кровавые охоты и пиры приводили царицу в трепет, и когда одна за другой пошли дочки, каждой из них царь возводил дворец – коралловый, мраморный или жемчужный, смотря по тому, в какую пору года дочь родилась. Мечтал царь когда-нибудь построить янтарный дворец, точную копию своего. Но сына морскому владыке боги пока не даровали.
Нептун приглушил вздох, исподлобья окинул взглядом спутников не угадал ли кто-то его мысли. И нарочито весело рявкнул:
– Что примолкли, холодные души? А ну, запевай!
Запели, кто в охотку, кто поневоле. Грянул нестройный хор голосов. Дружней заработали плавниками морские кони – впереди медово светился дворец Нептуна.
До дворца, где жила царица с младенцем, еще целых два дня доносились выстрелы пушек, а вода над головой окрашивалась радугой фейерверков. Русалочка от грохота вздрагивала, но не просыпалась.
Праздник гулял по морскому царству, волнами накатываясь на Голубой замок фей. Брызги веселья доносились и до черной изгороди логова морской ведьмы, разбиваясь о неприступные стены. И если в Голубом замке две старшие сестры терпеливо ждали, пока нарядится и прихорошится молоденькая фея, то кто знает, о чем думает ведьма в своем приземистом, точно прижатом к морскому дну жилище?
Феи, получившие приглашение Нептуна, могли не торопиться – праздник будет длиться неделю. А о ведьме Нептун забыл. Кто в радостный день хочет помнить о неприятном? К феям же каждую четверть часа посылали с напоминанием гонцов.
Голубой замок фей с любопытством наблюдал за своими обитательницами. Замок любил всех трех сестер, но особенно благоволил к младшей, Айе. Правда, заботу проявлял по-своему, любил подшучивать и дразнить. То запрячет заколку для волос, так что Айя и прислужницы сбиваются с ног, отыскивая ее. То, когда Айя, нагруженная подносом с кофе и сухариками, проходит в дверь, шевельнет паркетиной – и споткнувшаяся фея оказывается на полу, вся в крошках и кофейных потеках.
Айя, впрочем, платила замку тем же: в самую слякоть затеет красить стены – смотришь, стена пузырится, краска отслаивается. Замок бушует, хлопая ставнями. Или за завтраком, катая хлебный мякиш и поглядывая по сторонам, начнет рассуждать, что вовсе ни к чему на троих такие хоромы: и сыро, и не протопишь, как следует.
– Заведем себе домик, – мечтала Айя. – Три комнаты, кухонька. Вишни в палисаднике.
– Будем сидеть у самовара и пить чай из блюдец! – подхватывали, хихикая, сестры, но в открытую пикировку Айи и замка не вмешивались – себе дороже.
Вот и в день рождения царской дочери в Голубом замке стоял ужасающий грохот и тарарам. Айя во всеуслышание уже в двадцатый раз объявляла, что, если ее муфта с голубой шелковой каймой не отыщется, она подожжет замок с четырех углов.
– Хоть погреемся, – согласно кивали сестры. Наряженные, они уже второй день сидели в гостиной. Да-да, тут нет ничего удивительного. Феи существа особые, и время для них мало что значит. Рассказывают, жила фея, которая сто лет ждала, пока ее принц разбудит поцелуем. Так и состарилась, но с постели не встала. Поэтому ничего странного, что Лона и Флоринда лишь вздрагивали, когда Айя роняла фарфоровое блюда, разыскивая муфту на кухонной полке или грохотала в чулане, разбрасывая щетки и веники.
Когда Айя влетела в гостиную в очередной раз, у нее было отчаянно-счастливое лицо. В руке она победно сжимала муфту:
– Вот, но только мы никуда не едем! Я только сейчас вспомнила, что муфту носят зимой в мороз. А сейчас середина весны. И я вовсе не хочу на балу у царя выглядеть дурочкой!
Всякий другой убил бы сумасбродку на месте. Но сестры Айи были феями самой высокой пробы, а потому лишь кивнули:
– Хорошо, но мы все же поедем!
И разом взмахнули доставшейся им от прабабки кисейной шалью, чуть побитой молью, но вполне годной для праздников. Тотчас поднялся ледяной ветер. Стекла затянуло льдом, а сквозь приоткрытую дверь вихрь намел горку сухого снега. Замок закряхтел. Становилось все холоднее. Носы и уши фей покраснели, и Айя сдалась:
– Будь по-вашему, весна так весна, – и отложила в сторону злополучную муфту. Однако ворчать не переставала:
– Вот что значит родиться младшей сестрой – всегда старшие берут верх! Бедная Русалочка, одно у нас с ней несчастье. Чем бы порадовать бедняжку? Ведь у нее целых двенадцать старших сестер!
Лона и Флоринда, забывчивые, как все эфирные создания, вдруг охнули и, паря, точно лепестки, опустились в кресла.