Машина уже минут тридцать тащилась по проселочной дороге. Только что, были указатели, вполне сносный асфальт, а теперь она тряслась по подмерзшим кочкам развороченной после дождей колеи. Я как мог держал себя в руках. Но и моему терпению приходит конец.
– Далеко еще до места? – спросил я, вываливаясь из машины и разминая затекшие члены.
– С полкилометра напрямки, – ответил водитель. – В объезд – километра три
– Пойдем пешком. – решил я, и бодро зашагал в указанном направлении. Мои коллеги и провожатые двинулись следом.
– Зачем так далеко скрываться от цивилизации? – спросил я недоумевая, пока мы шагали по лесному массиву. – Чтобы сюда добраться рабочим необходимо не мало времени.
– Кто знает? – неопределенно мотнул головой майор. – Завод заброшен уже много времени. Спросить не у кого.
– Сомневаюсь, что в такой глуши будет кто-то кроме нас. – законючил Мутко, проваливаясь во влажную листву в своих модных тоненьких туфлях.
– Вы не знаете нашего Олега Ивановича. – хохотнул Слава. – Здесь ему самое место. В таких вот местах и творятся разные темные делишки, на кои он мастер.
– Какие например?
– Например, новомодные игры, квесты… Кажется, он организовал подобный клуб любителей пощекотать себе нервы.
– И находятся желающие? – спросил Свистунько.
– Это вам не ко мне! Вот встретитесь с ним, сами спросите. Я вам не бабка-гадалка. Говорите спасибо, что дорогу показываю!
– Краб, не хами! – одернул его профессор. – Люди не в бирюльки играют!
– Краб? – переспросил я останавливаясь, ошалело глядя на профессора.
– Это кличка нашего Славы. – пояснил Прожигалов.
Мужичок почтительно поклонился и на его губах заиграла самодовольная улыбка.
– Откуда такое прозвище?
Профессор снял шляпу и вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.
– Не юлите, Федор Наумович, все равно, рано или поздно, мы все узнаем. Это еще один ваш «эксперимент»?
– Ага. – развеселился Слава. – Я у профессора числился как подопытное животное – кролик Краб. По всем бумагам так и проходил. Все чин чинарем.
– И как вам? – задал я глупый вопрос.
– Отлично. – пожал плечами тот. – Не без изъянов, но жить можно!
– Вы полны сюрпризов, Прожигалов. – подал голос майор. – Что еще вы скрываете от нас?
Профессор не ответил. Он обогнал нас и быстро зашагал вперед. Мы ускорили шаг.
– Но, если есть Краб, должна быть и русалка – пробормотал я себе под нос, но мои слова были услышаны.
– О чем вы говорите? – спросил Ласточкин, удивленно воззрясь на меня.
– Русалка? Есть конечно. – непонятно чему радуясь, и потирая ладони отозвался Краб. – Откуда вам это известно? – я не ответил. Как будто бы картинка начала проясняться. Наверняка, русалка – третья жертва экспериментатора.
– Мне кажется, что вы знаете про происходящее здесь гораздо больше, чем говорите! – надавил я на него. – Пропадают дети, а вы хихикаете, как полоумный дурак, и покрываете преступника. А может он и есть тот самый маньяк?
– Да кто ж его знает?! – мужичок нервно задергался. – Я ему не нянька!
– А может вы сообщники? И ведете нас в противоположном направлении?
– Нам нужно идти к заводу! – упрямо повторил Краб. – Только там его и следует искать.
Я кивнул, и продолжил путь. Догнав профессора, я спросил
– Кто этот Краб?
– Обычный шизофренник, которого я лечил.
– Так же лечили, как и Колдунова?
– Нет. Мне удалось привести его психику в нормальное состояние, рецидивов больше не наблюдается. Он странный, но вполне безобидный член общества.
– Ладно, с этим мы еще разберемся!.. А русалка?
Профессор не успел ответить.
– Вон уже что-то маячит впереди! – раздался голос лейтенанта.
Я пригляделся. Впереди между деревьев что-то виднелось.
– Мы еще не закончили. – обратился я к профессору, и заспешил к странному объекту.
Выйдя на открытое пространство мы все, как один остолбенели. Посреди лужайки росла одинокая береза. Ее ровный ствол сверкал белизной, слепя глаза. Но не это привело нас в шок.
Я оглянулся на коллег, чтобы понять, не приводилось ли мне то, что я увидел. Но их ошалелые лица говорили, что все это мне не померещилось.
К ровному, без изъянов, стволу было прибито нагое тело молодой девушки. Разбитая голова, с огромной зияющей дырой склонилась на грудь, и из развершегося чрева вытекала тонкой струйкой белесая жидкость. Ног не было. Вместо них, болтались грубо перевязанные культи, руки были неестественно вывернуты назад и в некоторых местах белели оголенными костями, словно с них специально срезали мясо.