За стеклом проплывали холмистые улицы, висящие в воздухе окошки жилых домов. Злополучный отель остался позади. Таня знала, что больше туда не вернётся. И постепенно забудется всё! И его заключительный стон, и жгучий стыд, что держал её до сих пор…
— Тебе позвонят, — всё также безразлично напомнил водитель, прежде чем она вышла.
На контрасте с недавними интерьерами, вид их старой пятиэтажки вызывал отвращение. Как и запах! С дурманящим привкусом сырости и кошачьей мочи. Укрывшись между этажами, Таня предусмотрительно спрятала деньги в бюстгальтер. Словно чувствуя, что дома ей предстоит обыск.
Не успела она разуться, как на пороге возник хмурый отчим. В тельняшке, не скрывавшей внушительных бицепсов.
— Где ты шляешься, дрянь? — рявкнул он вместо приветствия.
— Не твоего ума дело! — огрызнулась она. Такая форма общения была привычна обоим.
— Ты как разговариваешь? — сквозь зубы выдавил отчим.
— Как заслужил, — ответила Таня.
Она уже намеревалась проскользнуть мимо него, но рука ухватила болтавшийся клатч. В дамской сумочке, кроме помады, расчески и старого гаджета, не нашлось ничего. Это его разозлило! Не в силах придраться к чему бы то ни было, отчим буравил её колким взглядом.
Его брови взметнулись. Он втянул носом воздух:
— С мужиком была?
Таня фыркнула недовольно. Вероятно, она принесла с собой запах парфюма. Запах жизни ему незнакомой!
— Отвали! — прошипела, пытаясь забрать свой поруганный клатч.
Неожиданно, безо всяких на то причин, он обхватил её тонкую талию. Совсем по-мужски привлекая к себе! Запах пота, вчерашнего перегара и едкого табака ударили в нос. Стало нечем дышать, и она извернулась, пытаясь его оттолкнуть.
— Шлюха, — шепнул он ей на ухо и, смеясь, отпустил.
Таня бросилась в ванную и закрыла щеколду. Там она первым делом стянула трусы и брезгливо поморщилась. Между ног было всё ещё мокро! Отыскав в закромах новый кусочек цветочного мыла, она сполоснула промежность и принялась чистить трусики. Сперма с трудом отстиралась от кружева. За то теперь, избавившись от улик, она могла больше не думать. Об отеле. О чувстве стыда! И об этом своём преступлении…
Леська спала. И прокравшись на цыпочках в спальню, Таня откинула край одеяла. Нужно было скорее заснуть, чтобы завтрашний день стёр позорные воспоминания.
— Тань? — прозвучал в тишине сонный голос Олеськи.
— А? — Таня взбила подушку.
— Мне поставили четвёрку, — доложилась сестра.
— За что?
Леська скрипнула старыми досками:
— Ну, за рисунок!
— А почему не пятёрку? — негодующе бросила Таня. Вспоминая, с каким старанием изображала летающих псов.
— Потому, что собаки не могут летать, — объяснила Олеська.
— Это же мир будущего. Там может быть всё, что угодно! — возразила она.
— Я тоже сказала так нашей изошнице. Но у неё с фантазией туго! — поделилась сестрёнка.
Их спальня была в стороне от родительской. Где в данный момент происходил «диалог». Отголоски его в виде скрипов семейного ложа были слышны даже здесь.
— Тань, — прошептала через мгновение неугомонная Леська. — А ты на свидание ходила?
Таня хмыкнула:
— Вроде того.
Под подушкой лежал гонорар. Превосходивший в два раза её оклад в «Посейдоне». Но, ни его баснословная сумма, ни та лёгкость, с которой она получила заветные деньги, не могли оправдать унижения.
— Первый раз трудно, а потом привыкаешь, — говорила Роксана.
«Теперь они всегда будут вместе», — подумала Таня и сдвинула накрепко голые ноги. Она была твёрдо уверена в том, что её первый раз станет последним.
Глава 6
Этот день начался необычно. С пения! Какая-то птица горланила под окном. Светало. Леська ещё дрыхла в своём лежбище, и Таня быстрым движением выключила будильник. Хотя порой разбудить сестру не мог даже оглушительный звук соседской дрели. Она всегда спала как «убитая»! И в этот раз в школе был выходной, а в «Посейдоне» — рабочий день. Таня пыталась привить себе любовь к дисциплине, и в коем-то веке прийти на работу пораньше.
Одежда висела на спинке, рюкзак, как верный спутник, стоял наготове. Её гардероб не отличался большим разнообразием. У Леськи и то был богаче! Сестру баловали по мере возможности все. И даже отчим в моменты просветления тратил заначку на новую шмотку «для дони». Не говоря уже о матери! Которая только ради неё и жила. Таня всегда полагала, что сестра — то единственное, что держит их вместе. Но звуки семейных ссор перемежались возгласами перемирия. И всё начиналось с нуля.