- Нянечка - неожиданно пришло в голову графу, и как он раньше не догадался спросить именно у неё, ведь она всех в округе знает, чуть ли не по именам и отчествам, а то и дедушек и бабушек вплоть до четвертого колена - а вы знаете, живет ли кто у нас в левом притоке реки?
На мгновение морщинистая рука замерла, затем всё так же нежно продолжила гладить его голову.
- Всех знать, никому не дано, только господу богу - грустно сказала она и стала подниматься - ладно пора накрывать завтрак, ты Алеша опять поздно встал, все откушали уже, но ничего я тебе как обычно оставила супа, полезного, да молочка. Не еда, а загляденье, прости господи, грех так про еду-то говорить.
Он посмотрел вслед удаляющейся няне. Врать она не умела, предпочитала не говорить, но тем не менее, умолчать, да от него? Что же такое? Неужели по негласным законам, никто не выдает русалку?
Столь пленительное чувство загадки, теперь полностью овладело им, еле сдержавшись и не бросившись, сию же минуту к лодке, он встал и направился вслед за няней к столу. Где на белоснежной скатерти стыла его еда.
Проглотив всё разом, он покорно, снова лег под нежные руки, нянечки. Настойчивость, которых была, несомненно, сильнее его желания сбежать на поиски неведомой русалки, расположившийся почти как у недавно помершего Пушкина, у большого дуба, а точнее под ним.
Большой дуб, река, всё казалось таким ненастоящим, и всего лишь из-за одной голой спины плавно переходящей в хвост. Диковинно, право. Он открыл глаза и заметил, как няня немного механически накладывает свою травянистую мазь, молча что-то обдумывая. Такое поведение было крайне редким, ведь если она была возле него, то всё её внимание предназначалось именно ему, а никакой ещё думе.
Внимательно рассматривая её, он не мог не думать, что именно его вопрос вывел её из привычного ритма, заставив всецело погрузиться в размышления. Но почему? Что такого, что вообще скрыто под всем этим, она, его отец, почему они знают то, чего не знает он, каким образом все это связано. Надо как можно всё выяснить.
Но тут его охватила сильная головная боль, то ли от мыслей, то ли от сильного удара об пол, но боль была настолько сильной, что его начало тошнить и весь нянечкин суп, оказался тут же на полу. Моментально лишившись всех мешающих ей дум, нянечка с резвостью молодой барышни, встрепенулась и отдавая приказы, начала наращивать больничный темп, раздавая направо и налево приказы. Переполошив всех, она моментально уложила его в кровать и приставила бедную дворовую девку Настьку, как надсмотрщика.
- Ну, все, теперь точно не уйти - подумал граф, грустно глядя в окно, хотя с другой стороны может так и надо.
Тут он почувствовал сильную головную боль. Сморщившись, он неожиданно представил зеленый берег, тихую гладь и всё те же таинственные круги, расходившееся от только что нырнувшей то ли рыбы, то ли человека.
Затем голову немного отпустила, но наступившая слабость опять забрала в сон, явив теперь уже не полные красоты речные пейзажи, а обычную не просветную тьму, среди которой он и потерялся на ближайшие десять часов, дождавшись вечера.
Выспавшись, он вышел на крыльцо. Мирно сопевшая Настя, не то что сторожить, усидеть то толком не смогла, свалившись ему на постель и там же, захрапев, благо большой веснушчатый нос этому отменно способствовал.
Вглядываясь в лес. Молодой граф стоял в некотором раздумье, конечно можно было идти, прям сейчас, пока никто не видит, но насколько большие шансы, что-либо разглядеть что-либо в этой темноте, среди камышей и теплой воды. Да и на зверьё можно было наткнуться. Медведей, слава богу, не видели, но вот пара волков забредала в лес. И убили, кажется лишь одного. И тут не то что молодого графа, крестьян то не отпускали.
Потерев шишку, он почувствовал что неприятный страх, чувство которое он в себе раньше особо не находил, показался из самых-самых глубин его молодой души и настойчиво убеждал никуда не идти, оставив все на завтра.