На крупном красно-сером камне сидел человек, весь в чёрном — это был Моррис. В глазах Красавчика не проявилось никакого удивления при виде экзотической раскраски его бывшего сокурсника.
— Вот как? — сдержанно проговорил он, явно недовольный встречей. — А где же наш герой?
— Полагаю, ему сейчас придётся несладко. — мрачно ответил Заннат. Что ни час, то новая новость! Похоже, они все тут нашли своё место и прекрасно прижились. Отчего же Заннат бродит, как неприкаянный?
— Ай, брось! Приматы не убивают. — засмеялся Моррис. — У них такая философия — непротивление.
На горочку поспешно вскарабкался Фарид.
— Моррис! — он бросился к Красавчику. — Они меня прогнали1 Они сказали, что я не герой!
— Конечно. А разве ты герой? — спокойно ответил тот и улыбнулся тонкой издевательской улыбкой. — Не расстраивайся. Ты выполнил работу на "отлично". Тебе полагается награда.
— Но ведь они отпустят Синниту? — чуть не плача, спросил Фарид.
— А это тебя уже не касается. Уверяю, во дворце Владыки ты забудешь обо всём.
Красавчик поднялся и, не обращая больше внимания на Занната, направился куда-то за скалы. Ньоро молча смотрел на Гесера, чьё обезьянье лицо жалко кривилось — Фарид явно страдал.
Из-за скал поднялся, сверкая и вызывая тучи разноцветных брызг, невероятный корабль — масса молний, сжатых в нечто, формой похожее на истребитель "Призрак", с протуберанцами вместо крыльев. Низкий переливчатый гул сопутствовал его подъёму. На борту стоял Красавчик с довольной миной.
— Садись, герой. — небрежно позвал он Гесера и помог ему взобраться.
С протяжным криком корабль взмыл к серебристым облакам, и Заннат остался в одиночестве. За истекшие сутки на него обрушилось так много событий, что он был не в состоянии переварить всё происшедшее. Ньоро направился по тропинке и вскоре достиг странного безлиственного леса, состоящего сплошь из красных голых стволов, изогнутых самым причудливым образом. Ему хотелось покоя и уединения.
Он миновал чудной лес и обнаружил круглую песчаную ложбинку. Песок был очень странным, как и всё, что встречалось за эти сутки — разноцветные полосы были искусно проложены по всему кругу, образуя узор. А по центру располагался крохотный уютный островок, заросший чем-то похожим на вереск, отчего среди всех этих экзотических чудес он один напоминал о прошлом, о планете Земля, где не было таких проблем, как тут. Заннату страшно захотелось посидеть на нормальной травке, вдыхая скромный вересковый запах, а не эти роскошные ароматы. Он ступил на песок, и попал на белую полосу.
Песок вздохнул и спросил:
— Вернулся? Тебе стало хуже. Ты был испуган, а теперь печален. Иди, пришелец, по белой полосе и говори со мной.
Безумная планета, подумал Заннат и пошёл по белому песку, следуя изгибам полосы, переступая через пересечения других цветов и думая о том, что его так печалило.
Синий-синий человек шёл в танце по разноцветному узору Говорящего Песка материка Урсамма волшебной планеты Рушара у солнца Калвин — мира, рождённого во сне Рушера маранатасом Пространственника.
Он беседовал с песком, как с другом, ничему более не удивляясь и принимая всё как есть — как когда-то с осликом с несуществующей планеты Скарсида. Они спрашивали друг друга о том, о сём. Смеялись, изумлялись, восхищались, спорили, не соглашались.
Незаметно белая полоса перешла в голубую, и Ньоро пошёл по ней, разглядывая своё прошлое, вздыхая об ошибках, задумываясь о поступках. Видел дорогие ему лица, что-то просил повторить.
Потом настала очередь зелёной полосы. Ньоро решил не страшиться правды, какая она есть. Он узнал определения всему, что вмещалось в его душе, рассмотрел все чёрточки себя самого. Сам себя судил, сам себя прощал. И пришёл к выводу, что может позволить выпустить себя из клетки, называемой Заннатом Ньоро. Потому что пророк Синнита вручает свой народ тому, кого избрал.
Не хочешь звать себя Героем — не зови. Пусть будет Монк. Не хочешь зваться Мудрым — не зовись. Это же просто тест для проверки лжегероя. Мудрый не скажет о себе: я мудр! Герой не скажет: я Герой! Нет для Героя монков волшебных свойств — только знание.
Прислушайся, Заннат! Есть разница в том, что говорится вслух, и в том, что думается в себе. Одно и то же слово в разных устах звучит, как похвала, и как ругательство. Монки — не приматы. А приматы — монки. Пророк Синнита Белый не примат. Он — Монк. И он же — сибиан. А у сибианов нет пророков.
Смотри, Заннат, и слушай, что говорят другие. Ибо говорят они многое, да не всё слышат. Есть вещи, что лежат на виду, а невидимы и неузнаваемы. Слова имеют разный смысл. Всё зависит от говорящего и слушающего. Видящий цвет говорит: я вижу. Невидящий говорит: я вижу. А видят разное и говорят о разном.
Твоя сила, Заннат, в проникновении в сущность, как у пророка. А между тем герои и пророки монков непроникающи. Проникни в это. Слова лишь звук, ищи под ними реальность. Синий цвет — цвет силы, а твоя сила в слабости. Слушай, и услышишь. Иди, Монк, и слушай сказки красного песка.
Под темнеющим небом Урсаммы синий человек ступил на красные пески сказок. И шёл своими синими ногами по мерцающей в темноте полосе, оставшейся на сером фоне впредь безмолвных песков долины. Все легенды, все мечты, все сказки, все пророчества Рушары услышал и запомнил Заннат, Великий Монк долины Чинночи, непризнанный Герой, изгнанный мудрец Урсаммы.
***
Поутру, когда у монков не стало сил скорбеть, не стало сил, чтоб спорить, староста деревни, Шеттак, поднялся и проговорил устало:
— Пойдёмте к Плавающим скалам, к Говорящим Пескам. Ибо недостаёт у нас совета. Идёмте, утешимся.
Монки встали и пошли по той тропе, которой ушёл изгнанный деревней синий сибиан — они уже поняли, что это был не синкрет. И по которой убежал, как ночная чикса, ворующая остатки еды с помоста, развенчанный Герой — Фарид. Они видели вчера как он выставил свою уродливую голову с борта крылатой лодки Рушера. Они не верят теперь пророкам, потому что Синнита ошибался. И Юшшива Великий ошибался. Как монкам жить теперь?
Они дошли до древней долины Говорящих Песков и замерли в испуге. Узора не было — песок сплошь сер. О, боги монков! И этот синий сибиан сидит на островке размышлений. Такой же, как надменные сибианы, только синий и коротковолосый. Но суть от этого не изменилась. Синниты нет, а Говорящие Пески умолкли.
— что ты делаешь там, сибиан?! — крикнул староста. — Почему погасли Пески?!
— Я все их прочитал. — ответил сибиан, вставая на ноги, и направился к ним.
— Вы забыли, монки, наказ пророка Синниты. Разве мало он просидел ночами рядом с вами и говорил слова Юшшивы? Разве вы не слышали его последнего пророчества перед приходом Монка Мудрого? Разве не сказал он вам своих слов о том, что вы давали клятву на саркофаге Юшшивы Великого? Какой мудрец позволит звать себя великим, о монки? Великий — это высокий. Высокий пророк Юшшива, по тому что он — сибиан. А У СИБИАНОВ НЕТ ПРОРОКОВ, монки. И, если вы не проникните к ним, как обещали Сините Белому, то бросите его расу без Сил и без Героев. Иди, Себбира, ты одна не утеряла слов Синниты Белого. Потому что все сибианы — белые.
Себбира довольно улыбнулась и исчезла с места.
— Прости, Герой. — староста деревни Чинночи, Шеттак, склонился.
— Не Герой — это оставьте для легенд. Просто Монк, Синий Монк. Ибо я упал на Рушару среди Синих гейзеров, и прошёл Пурпурными озёрами. Я пришёл с юга, монки. И не извиняйтесь, что изгнали меня, иначе как бы я попал к Плавающим скалам и Говорящим Пескам. Всё произошло согласно пророчеству. А теперь идёмте в долину Чинночи, поскольку, кроме синих груш я ничего не ел уже вторые сутки.
***
— Синнита, — обратился к пророку со своего высокого трона Владыка Рушер, — я не имею цели убить тебя или причинить вред. Поверь, я вовсе не тиран. Я и сам в довольно сложном положении: в наш мир проникло нечто враждебное, а у меня нет средств, чтобы защитить Рушару. Я забыл, куда спрятал своё могущество. Видишь, я добровольно отказался от своих Сил, надеясь быть ближе к четырём расам планеты. Ты пророк, тебе ведомо то, что недоступно даже мне, Создателю этого мира. Укажи мне хранилище моих Сил, и я оставлю Урсамму в покое. Даже больше, я обещаю, что покину этот мир и создам для себя новый. Говори же, Синнита.