Ярополк ожидал, что Владимир как придёт, так и ударит сразу по крепостце, и не думал даже, что новгородский князь решится на длительную осаду.
Если бы Владимир пошёл на приступ, то, очень может быть, силы его и разбились бы о стены Родни. Но он повёл осаду, и в результате осаждённые, застигнутые за стенами почти что без всяких запасов еды и даже воды, несмотря на близость Роси, очень скоро попали в критическое положение.
Грустный и сильно взволнованный, повернул Зыбата от Родни в свой стан. Зато Стемид, трепещущий от радости, пошёл к товарищам, чтобы поделиться с ними подарками их бывшего начальника.
Заботливость Зыбаты была всеми оценена по достоинству.
— Спасибо Зыбатушке, — говорили окружавшие Стемида товарищи, — вот это вождь. Не позабыл в беде своих.
— Христианин он, оттого и не забывает.
— У христиан и враги должны любить друг друга.
— А, может быть, он с умыслом подъезжал-то?
— С каким там умыслом, что за умысел.
— Как, с каким. Может, его новгородский князь подсылал, чтобы нас на измену сманить.
— И ни слова он об измене не говорил, — запротестовал обидчиво Стемид, — жалеть жалел, сердечно так жалел, как братьев родных, а чтобы переманивать, не было этого.
— Не таковский Зыбата, чтобы переманивать. Кабы тогда князь-то наш ни за что, ни про что на него не разгневался, так и он с нами остался бы.
— Вестимо, остался бы. Не волей ушёл он и теперь об нас вон как заботиться.
— Доносили те, кто в лагерь высматривать ходили, что у новгородского князя он как гость живёт, а против Ярополка никогда не идёт.
Все эти разговоры происходили, пока Стемид делил на равные части Зыбатовы подарки.
— А это я Варяжке снесу, — проговорил он, откладывая в сторону одну из частей, — он, Варяжко-то, как и мы, мучается.
— Вольно ему свою долю отдавать.
— Да ведь кому отдаёт-то? — возразил Стемид. — Князю самому.
— То-то, что князю. Ярополк будто не понимает, откуда ему так всего вдоволь подают, а Варяжко мучается. Принесёшь ты, Стемид, так он и теперь всё Ярополку отдаст.
— Что ж, это его дело, — ответил тот, — были бы мы покойны, что товарища не обделили, а там он со своей долей пусть, что хочет, то и делает.
Стемид забрал отложенные куски и пошёл прочь.
Идти ему нужно было довольно далеко, через обширную площадь Детинца, посредине которой стояла большая изба, отведённая под помещение князя Ярополка; около этой избы было ещё несколько строений, где жили воевода Блуд, арконец Нонне и другие приближённые к киевскому князю люди.
Стемид подходил уже к этим зданиям, как вдруг увидел в темноте две человеческие фигуры; он кинулся на землю и залёг за первый попавшийся бугорок.
Как ни было темно, а Стемид узнал по массивной фигуре воеводу Блуда. Рядом с ним виднелась маленькая фигурка тощего Нонне.
Арконский жрец и Блуд беседовали так горячо, что даже не заметили Стемида и не услышали произведённого им довольно сильного шороха; они шли очень тихо и то и дело останавливались; толстый Блуд, страдавший одышкой, обычно старался не двигаться слишком скоро, хотя, при надобности, был весьма подвижен.
Они остановились так близко от Стемида, что тот мог слышать их разговор.
— Нужно кончать это дело, Нонне, — говорил Блуд, — этакая, ведь, напасть. Такой, пожалуй, никогда ещё и не слыхано было. Святослав в Доростоле сидел, так и то ему свободнее было, чем нам; видимо дело, что Владимир измором хочет взять.
— Видимо дело, — хихикнул Нонне, — точно не ты ему советовал.
— Я то я, да разве я знал, что так выйдет? Коль и советовал я, так думал, что потерпят, потерпят дружинники, да и пойдут против князя. Сами собой руки и развязались бы. А они вон как, с голоду вспухли, а за Ярополка стоят. Что он им только дался.
— Слову верны, — коротко заметил Нонне.
— Слову-то слову, да, ведь, Ярополк-то им чужой. Будь-ка другие на их месте — давно бы такого князя мечами посекли и к Владимиру перешли.
— И теперь, — вдруг с каким-то змеиным шипением громко проговорил Нонне, — теперь ты сам своими руками себе ловушку хочешь устроить?
— Это как? — и в голосе Блуда зазвучало нескрываемое удивление.
— Да вот как: Ярополк сам истомился, знаешь, поди, его: он и попить, и поесть любит так, чтобы до отвала. А ты что надумал?
— Да то и надумал. Поклониться брату, ударить ему челом и признать его за старшего.