И что еще интересно — Кутька даже играть перестал. У Сергея Ильича было такое впечатление, что пес не то повзрослел, не то постоянно озабочен какой-то большой думой.
ЧТО ЖЕ ТЕПЕРЬ БУДЕТ?
Неожиданно все разрешилось само собой: пришел почтальон и принес телеграмму — Сергея Ильича отзывали из отпуска по важному делу.
Пока он расписывался на квитанции, пока читал телеграмму, Кутя сидел тут же и, задрав нос, беспечно повиливал хвостом.
Почтальон, от нечего делать, смотрел добрыми глазами на щенка. Сергей Ильич поглядел на почтальона, потом на Кутю, опять на почтальона и, подойдя к нему поближе, тихо сказал:
— Хотите, я подарю вам этого щенка?
Почтальон развел руками.
Кутя, который всегда знал, когда о нем говорят, так усиленно мел хвостом по земле, что поднял пыль.
— Послушайте, — обрадовался Сергей Ильич новой идее, — вы ведь знаете в этом районе каждый двор, вы должны знать, кому нужна собака. Это же овчарка!
Почтальон лукаво улыбнулся.
— Сам не знаю, куда своих девать, восемь штук родилось — пудели… а поэтому, — он нагнулся и погладил Кутьку, — купите билетик?
— Какой билетик?
— Железнодорожный, детский, — недорого стоит
— Вы думаете, я бы не догадался?
— Так в чем же дело?
— Шестой этаж без лифта.
Теперь Сергей Ильич развел руками.
— А пес хо-о-роший, — улыбаясь, поддразнил его почтальон, — порода чистая.
Почтальон ушел. Кутя, танцуя, вел Сергея Ильича домой. Он веселился до тех пор, пока Сергей Ильич не выдвинул из-под кровати чемодан.
Конечно, щенок ничего не понял, но почему-то насторожился. Сел посреди комнаты и стал наблюдать.
И вот, по мере того как исчезали в чемодане вещи, Кутя все больше тревожился.
Он встал, подошел к кровати, понюхал пол в том месте, где лежали домашние туфли. Постоял, обернулся к Сергею Ильичу. Не дождавшись его взгляда, поплелся к стулу, на котором только что висела пижама, понюхал спинку стула, один раз взмахнул хвостом и побрел в самый дальний угол комнаты, сел там печальной пирамидкой и, не шевелясь, напряженным взглядом провожал каждое движение.
Сергей Ильич старался не смотреть на Кутю и не мог не смотреть. Он даже не мог находиться к нему спиной, чемодан переставил из-за этого!
— Ну, чего ты приуныл? — спросил он фальшиво бодрым голосом. — Поди сюда!
Кутя не шелохнулся. Дрогнули только шишечки над глазами.
«Ну, все, — подумал Сергей Ильич, — почувствовал! Теперь его уже не обманешь».
Руки у Сергея Ильича дрожали. Он заметил, что положил в чемодан ножницы Анны Павловны.
— Провались ты совсем! — закричал он. — В карман я тебя посажу, что ли? В цех с тобой потащусь?
Стало так тихо, как будто пес исчез. Он опустил голову, смотрел в пол и ждал. Он знал, что Сергей Ильич кричит на него. В страшной спешке покидав оставшиеся вещи в чемодан, Сергей Ильич снял его со стула.
Кутя встал и на согнутых подрагивающих лапах пошел через комнату. Приблизившись к своему «хозяину», он пригнулся еще ниже и на брюхе пополз к чемодану. Помедлил чуть, потом рывком вскочил, улегся на крышке чемодана, морду отвернул к стене.
— Вот несчастье!
В ответ Кутин хвост дважды стукнул по крышке.
— Не могу, понимаешь, не проси!
Кутя смелее застучал хвостом.
Сергею Ильичу надо было спешить на вокзал за билетом. Он присел перед чемоданом на корточки, попытался осторожно спихнуть щенка, и тогда Кутя заорал так, словно ему отдавили лапу.
— Черт знает что такой! — закричал Сергей Ильич, а сам присел на чемодан подле него.
Пес продолжал голосить, членораздельно выговаривая: «Ай-яй-яй, ай-яй-яй. .»
Растерявшийся Сергей Ильич втащил его к себе на колени, и только тогда Кутька замолчал, затих, уткнувшись носом в галстук.
Не было у Сергея Ильича в жизни более глупого положения.
Через открытое окно доносился обычный шум двора. Рыжая курица снесла яйцо и так кричала об этом, как будто до нее никто яиц не нес.
Сквозь гул проезжавшего мимо грузовика прорвался женский голос:
— Павловна, верните ступ-ку-у!
Кутя вздрогнул и закопошился на коленях. Сергей Ильич почувствовал, что пес дрожит и пытается забраться к нему под мышку. Кутя узнал голос своей хозяйки.
— Черта с два, — сказал вдруг громко Сергей Ильич, приподнял несчастную щенячью морду, повернул к себе и спросил его: — А слушаться меня будешь?
Окончательно сбитый с толку, пес боялся смотреть человеку в глаза. Он облизнул сухой от волнения нос и силился отвернуться. Пока он не мог решить, что все эти перемены означают, был начеку и, наверно, все время помнил про чемодан.
Сергей Ильич гладил его по спине, даже прощения просил. Бывает ведь так, что самые простые и естественные вещи не сразу приходят в голову. Куда уж проще было вспомнить или подумать, что на заводе у Сергея Ильича работает несколько тысяч человек. Да неужели уж не найдется один, кто возьмет такого отличного пса?! Наконец, его можно подарить охраннику, только спасибо скажет.
Сергей Ильич, держа Кутьку на коленях, приподнялся, вынул из кармана записную книжку, вырвал чистый листок и написал на нем:
«Уважаемая Анна Павловна. Я уехал. Вашего ничего не увез. Кутя всем вам кланяется».
Теперь надо было переждать, пока Анна Павловна уйдет со двора. Ждать пришлось порядочно. Сергей Ильич пытался развеселить Кутьку, спрашивал, где продаются ошейники, но бедный пес только жался к нему. Он вел себя, как человек, которого долго обманывали — и враги и друзья. Он хотел верить и не мог!
Собрав висевшее во дворе белье, Анна Павловна наконец отправилась к соседке.
Сергей Ильич спустил Кутю на пол и сказал ему:
— Пошли!
Пес рванулся к двери, но на полпути остановился.
— Ну?
Он вилял хвостом и смотрел на чемодан.
— Эх ты, чудак!
Куте понравился тон, каким это было сказано, и все-таки он ждал.
Но вот Сергей Ильич нагнулся, взял чемодан, и тут, уже не сомневаясь, щенок бросился к двери, потом опять к Сергею Ильичу, подпрыгнул раз, два, четыре раза, пока не лизнул его в подбородок.
Они благополучно вышли на улицу и благополучно свернули с бывшей своей улицы. Правда, когда они сворачивали, на углу стояла смуглая старуха. Она внимательно посмотрела на идущих. Долго потом провожала взглядом из-под руки.
Старуха даже подалась вперед, чтобы лучше видеть. Странно ей, наверно, было, — куда это с приезжим человеком идет соседская паршивая собака?.. И чему эта паршивая собака так рада?
Ленинград
1954