***
После курицы с яблоками и ста граммов коньяка Ксения спросила, как обстоят у Чернова литературные дела. - Да никак, - ответил он. - Все осмысливаю твой рассказ... Надо придумать к нему кое-какие финтифлюшки. Домыслить, короче... Вот, к примеру, я придумал, что вы с Катей были любовницами. Очень уж близко к сердцу ты приняла ее поступок... Ты ведь его несколько раз называла изменой... Ксения сконфузилась. Чуть-чуть, но сконфузилась. - Нет, мы не были любовниками, - ответила она, погасив в глазах какую-то темень (или ему показалось?). - Но что-то все-таки было... - В этом нет ничего странного, - сказал Чернов механически. Ему захотелось в альков. - Ваши отношения могли быть платоническими... - Да, я любила ее... Как подругу. - Как подругу... - Да, как подругу. Что ты там еще придумал? - А еще я придумал, что ты толкнула Бориса на убийству друга. Чтобы отомстить Кате... - Кате? А причем тут Катя? - Ты же говорила, что Катя перестала с тобой дружить из-за Володи? - Из-за Володи? Ты откуда это взял? - прищурила глаза Ксения. - У Володи была не Катя, у Володи была Оксана. Ну, писатель...
***
Выйдя замуж, Ксения продолжала встречаться с Катериной. В час смерти Бориса они, утомленные любовью, лежали на ковре среди раскрытых учебников Анатолия Макаренко и Яна Амоса Каменского. ...В тот день после работы Борис зашел с бутылкой коньяка к сослуживцу Володе. Зашел, потому что терпеть не мог сидеть дома один - Ксения утром предупредила, что придет поздно, так как собирается допоздна побыть у Катерины, позаниматься перед завтрашним экзаменом по педагогике. Не успели они расположиться за столом, как пришла Юлия, подруга Оксаны. Когда с коньяком, домашним борщом и пельменями из кулинарии было покончено, Борису вручили гитару - гостья недурно пела. Потом сходили за шампанским. Выпив пару бокалов, Юлия предложила танцевать. В половине одиннадцатого она, раскрасневшаяся, сидела на коленях у обнимавшего ее Бориса, и, смеясь, нашептывала что-то на ухо. Володю это покоробило: Юлия ему нравилась. И он, криво усмехаясь, сказал другу: - А ты не боишься, что и Ксения сидит сейчас у кого-нибудь на коленях? Жена такого донжуана тоже должна быть не промах... - Она у Катерины сейчас сидит на коленях, - поняв, что муж ревнует Юлию, не удержалась Оксана. Борис, поморгав несколько секунд, встал, пошел в прихожую. Вернулся с пистолетом. Подумав, нацелился в Оксану. Та отшатнулась, и пули полетели в Володю. Если бы женщины заголосили сразу, Борис бы, наверное, не застрелился. Его убила мертвая тишина. В ходе судебного разбирательства связь Ксении с Катериной вскрылась. Та перестала узнавать подругу. По городу поползли слухи. «Двух мужиков,стерва, в гроб свела». Ксении пришлось бросить институт и уехать. Подругу она возненавидела именно с тех пор.
***
- Да, вот, есть такая работа, из головы придумывать, - засмущался Чернов. - И что ты там еще придумал? - Да ничего... Пока ничего. Расскажи подробнее, как сошлась с Глебом. - Просто сошлась. После смерти Бориса в буквальном смысле ходила сама не своя. Даже на госэкзамены не пошла. И еще... Ты не знаешь... Ну, в общем, через день после похорон выяснилось, что я беременна... Чернов осел в кресле. По понятным причинам он предосудительно относился к абортам. Сострадание, смешанное с неприязнью к житейской практичности, смяло его душу. - И ты сделала аборт... - произнес он, попытавшись сделать взгляд равнодушным. - А что в этом такого? - Ничего. Если бы я был женщиной, я, наверное, оставил бы ребенка от любимого человека... Но я тебя не виню. В двадцать шесть оставаться с ребенком на руках... - Да, с ребенком и без бабушек и дедушек... В общем, я сделала аборт и в то же день уехала, куда глаза глядят. В конце концов, устроилась учительницей младших классов в одном таежном городке. Через неделю дали комнату в семейном общежитии, и мне надо было подписать бумаги у одного большого человека. На работе он бывал редко, и я поехала к нему. Там и познакомилась с Глебом, его сыном. Поговорили с полчаса... - В его комнате? - насупился Чернов. Он ревновал. - Нет, в гостиной. Когда я собралась уходить, Глеб пригласил меня в молодежное кафе. - Вот так? И ты согласилась? - Да. А что тут такого? В городе я никого не знала, одна-одинешенька, а он был такой настырный... - Настырный... - Я знаю, о чем ты подумал. Что он затащил меня в постель. - Я бы постарался... - Не было этого. И не надейся. - Не было, так не было. Ну а как вы дошли до венца? - Глеб учился в Новосибирске. После нашего знакомства учебу забросил, стал приезжать каждую неделю. И однажды мне позвонила его мать. И сказала, плачущим голосом: «Нам с тобой надо что-то делать, чтобы он... чтобы он мог нормально учиться». И пригласила меня в гости. Вечером приехал Глеб. Он собрал всех в гостиной и сделал мне предложение. Я вспомнила Бориса... Вспомнила, как он просил моей руки, как рассыпал передо мной охапку огромных красных тюльпанов, вспомнила и... и покачала головой. Однако Глеб продолжал настаивать, хватал за руки, и я, в конце концов, согласилась... - Пожалела? Точно так же, как Черную Маску? - Да, наверное. - Пожалела и прожила в нелюбви пятнадцать лет... И он жил с тобой пятнадцать лет, жил, зная, что ты не любишь. Это такая мука, жить с человеком, который не любит. - Я же говорила, что после смерти Бориса, я как бы выгорела изнутри. Говорила, поступала автоматически... А он так просил... На коленях умолял. - Все это понятно, но объясни, как ты могла упрекать Глеба в невнимательности, в отсутствие любовного пыла, в скупости и прочее? Ты говоришь человеку, человеку, с которым спишь, говоришь, повторяешь, что не любишь и требуешь от него участия, нежности, ласки? Денег на дорогие шмотки, наконец? О, господи, как я его понимаю! - Все люди требуют от других то, что сами дать не могут... - Послушай, ты ведь не только не любила Глеба, ты ведь ненавидела его? - не мог Чернов остановиться, невзирая на неприязнь, засветившуюся в глазах Ксении. - Ты ведь не раз подчеркивала, что испытываешь определенные негативные чувства к старшему сыну, сыну, внешне и внутренне похожему на мужа? - Да, он такой же, как отец... Ведет себя так же, думает так же. И смотрит исподлобья, как он. Мне иногда кажется, что в нем сидит Глеб... Его дух, его ненависть ко мне... - Понимаю... Значит, ты чувствуешь вину... - Ты ничего не знаешь! - выпрямившись, засверкала глазами Ксения. - Он был дурак, понимаешь, дурак! Ты не знаешь, как он мучил меня своей ревностью! Однажды улетел в Ленинград по своим делам. А утром следующего дня открывается дверь, он влетает и наотмашь бьет меня по лицу. Оказывается, он звонил из Питера матери, и та сказала, что... что Андрей, его брат, ночевал у меня... - Он тебя бил!? - расстроился Чернов. - Нет. В тот день он распустил руки первый и последний раз... - Остудила, небось, чугунной сковородой? - Нет, просто сказала, что если он меня ударит еще хотя бы раз, то я заберу детей и уйду. Он поверил. - А ты... ты в самом деле спала с Андреем? - И ты туда же! Они помолчали, глядя в стол. Когда пауза стала неприлично емкой, Чернов придумал спросить: - Слушай, ты привела достаточно пошлый пример ревности. Но почему ты его назвала дураком? Да еще так убежденно? - Дурак, он и есть дурак, - поморщилась Ксения. - Извини, я тоже ревнивый, значит, и я - дурак? - Ты ничего не знаешь... - Чего я не знаю? - Ну, вот, например, когда к нам приходили гости, хоть его отец, он залазил в ванну мыться и сидел там, пока все не уходили... Два, три часа сидел, плескался. - Вот это фишка по теме. Очень похоже на шизофрению. Шизофреники любят замыкаться. В ванных комнатах, в шкафах, под кроватями. Еще один примерчик, пожалуйста. - Однажды к н