резанный зеленый лук, росший на подоконнике, и пил, обжигаясь и заедая черным хлебом. Глава же лаборатории Викторов, доктор наук и будущий член-корреспондент Российской академии наук, держал марку и потому посылал лаборантку в буфет за булочкой (коврижкой, пирожком, пряником). Опоздавшие к началу трапезы пытались угадать, что же ему послал бог, но тщетно - то, что ел стокилограммовый глава лаборатории, надежно укрывалось большим и указательным его пальцами... А как они праздновали! Усаживались за чайный стол, отгороженный высокими министерскими сейфами, и пили популярный тогда в народе спирт «Рояль», сдобренный апельсиновым «инвайтом», закусывали, чем бог послал, а также помидорами и зеленым луком, выращенными Черновым на подоконнике в пенопластовой коробке из-под компьютера. А когда выпивка кончалась, шли лакироваться пивом в скверик, в котором задумчивый Гоголь прогуливал игривых бронзовых львов. «Гоголя» «проходили» исключительно Чернов с Веретенниковым. Отправив домой насупившегося от передозировки Свитнева, друзья шли веселиться, и веселились отменно - у собранного до последнего нейрона и застегнутого до последней пуговицы Веретенникова «Гоголь» напрочь отключал торможение. Одна из историй случилась в предновогодний вечер: они просили милостыню в переходе с «Чеховской» на «Пушкинскую». “Подайте кандидатам наук на пропитание! Подайте старшим научным сотрудникам на проездные билеты!” Это было что-то! Охрипли от смеха вчистую. И за полчаса набрали пакет лежалых сушек с маком, свежую пролетарскую газету “Правда” и килограмм только что отмененной советской мелочи. Потом в институте появилась Вера - милая, отзывчивая кошечка с внимательными голубыми глазами. В первый ее обеденный перерыв Чернов налил себе и Свитневу по полстакана спирта. Чокнувшись, они выпили, закусили и, ублаготворено откинувшись на спинки стульев, взяли сотрудницу под перекрестный огонь заблестевших глаза. Вера, само собой, не знавшая, что в бутылке из-под “Рояля” была вода, озадачилась. А Чернов, в двух словах рассказав девушке о достоинствах многоканальной космической съемки, поинтересовался, не желает ли новая сотрудница чаю. Сотрудница желала. Чернов пошел к шкафчику, покопался в нем, и вернулся к столу огорченным: - Заварка как назло кончилась... Придется эн зэ заваривать... И набрав из-под помидоров, росших на подоконнике, использованную заварку (слитую день назад для подкормки растений), ссыпал ее в фарфоровый чайник, залил кипятком и, поощрительно улыбаясь, заверил Веру, что фирменный чай лаборатории ей, несомненно, понравится». Со временем дела в институте пошли совсем плохо, и друзья Чернова один за другим уволились. Юра через тещу-переводчицу устроился в английскую фирме, занимающейся инженерно-геологическими изысканиями в СНГ, и стал зарабатывать весьма приличные деньги. И все у него пошло-поехало: поменял в квартире окна, полы и двери, дважды в год ездил на заморские курорты, потихоньку начал пить и, в конце концов, потерялся. «Все дело в любви и вере, точнее, в их отсутствии, - думал Чернов, осмысливая перемены в жизни друга. - Как только перестаешь верить в одно, в другое, в третье, как только перестаешь любить, подступает растерянность, подступает Ничто, подступает Танатос. Жизнь и любовь (вера - это тоже любовь), как кварки с глюонами. Стоит исчезнуть глюонам, как кварки - элементарнейшие частицы материи - превращаются в трудно вообразимое ничто. Так и жизнь без любви, разлезается по швам, распадается на серые, ничего не значащие фрагменты...» Чернов был прав. Перестав верить в жену, перестав любить что-либо или хотеть, Веретенников занервничал. Ему стало казаться, что если все поставить на свои места, все сделать разумно, то фрагменты его распадающейся личности склеятся, и все образуется. Но ничего не получалось, ничего не образовывалось, ничего не склеивалось. В жизни Чернова последним глюоном была Полина, Веретенников же не смог полюбить своих детей - теща и жена оградили его от чад с самого их рождения. Он пытался любить хоть кого-нибудь, завел любовницу, но не вышло - жена сумела его вернуть. Конечно же, на время. Расстались они из-за шубы. Наташа сказала, что итальянская дубленка, приобретенная месяц назад, длинна и пачкается в грязь, и потому надо купить еще и короткую норковую шубу. Возникшая перебранка закончилась вызовом скорой помощи - муж, с которым она прожила тринадцать лет, выбил ей два шейных позвонка. Чернов мог бы это как-то понять (друг все-таки), если бы Веретенников не свалил все на Руслика-Суслика. - Твоя свинка приносит несчастья. Все это началось, как только я принес ее в дом, - сказал он в конце телефонного разговора отнюдь не шутливым тоном. Чернов почернел от досады. Его любимый Руслик-Суслик выбил симпатичной женщине два шейных позвонка. «Явится домой, поганец - поставлю в угол», - решил он, нервно закуривая.