Эмили Б. Мартин
Русло реки
(Дорога бандита — 2)
Перевод: Kuromiya Ren
1
Веран
Меня преследовали.
Я заметил их пару часов назад, когда солнце поднялось над суровой пустыней Феринно, превращая далекие воды Южного Бурра в ослепительное золото. Чтобы дать слезящимся глазам отдохнуть, я повернулся в седле и оглянулся на задержавшийся лиловый рассвет. Тогда я и увидел их — шлемы и шпоры солдат блестели в пыли, они следовали за мной среди равнин с полынью.
Я жевал губу, озираясь. Почва была все еще влажной после жуткой бури прошлой ночью, моя лошадь Кьюри оставляла глубокие следы копыт, я сам чеканил моквайским солдатам свой след. Я был далеко от курса Ларк, так что не видел следов ее лошади или лап ее быстрого пса, но, может, это было частью ее силы — не оставлять следов на пейзаже.
Я пытался отогнать эти мысли. Ларк не была волшебной солнечной богиней пустыни. Как и не была бандиткой.
Она была принцессой.
Тревогу из-за преследования солдатами подавила уже знакомая волна… Свет, я не знал даже, что это была за эмоция. Стыд? Сожаление? Потрясение из-за своей глупости? Я шесть дней путешествовал с Ларк по пустыне, видел ее глаза на расстоянии дюймов, когда она вытаскивала меня из пропасти, видел веснушки, смешанные с грязью и черной краской на ее щеках, но ни разу не связал ее с ее сестрой-близняшкой, Элоиз.
Она была с банданой, так я говорил Ро часы назад, когда мы стояли под дождем. Краска, дреды, шляпа, проклятое солнце, которое всегда пылало за ней…
Но нет. В долгой одинокой поездке в ночи я понял, чего не видел. Ларк отличалась от Элоиз не только прической и загаром. Элоиз была как ее отец, Ро — добродушной, щедрой, легко улыбалась и часто смеялась.
Ларк — Мойра — Мойра Аластейр, была не как Ро.
Ларк была как ее мать.
В том, как она стояла, расправив плечи, как тишиной угрожала и устанавливала власть, как превращала камень, ведро или седло своей лошади в трон, как рассуждала, когда решала согласиться.
В том, как она использовала твердость как маску, хотя она сильно переживала за людей вокруг нее.
Элоиз была как посол Ро.
Ларк была как королева Мона.
Я заерзал в седле. Облако пыли приближалось, или это растущий свет делал его заметнее среди длинных теней, отброшенных темной полынью. Я вел их к ней, к скрытому лагерю в каньоне Трех Линий. Но я не мог уйти с пути, чтобы сбросить их с хвоста у ручья или скал — как только Ларк доберется до своего каньона, она не будет задерживаться. А я не мог потерять ее след.
Если я не найду ее в Трех Линиях, если она пропадет в Феринно, я не увижу ее снова, пока она сама этого не захочет.
А это, учитывая обстоятельства, было невозможным.
Я встряхнулся, шлепнул себя по щекам. Я гнал лошадь всю ночь, остановился отдохнуть, только когда взошла Совиная звезда, и то меньше, чем на час. Я не спал, расхаживал туда-сюда под звездой, поднимающейся над горизонтом.
Совиная звезда. Я скривился. Я был обманщиком, притворялся одним из разведчиков мамы, делал вид, что бывал в ночных дозорах на платформах в кронах деревьев, разделял жизнь лесной стражи у костров. Звезда Летучая мышь, Волчья звезда, Совиная звезда, звезда Козодоя. Я знал все незлобные ворчания о каждой, все подколы и шутки о сменах, и что Волчья звезда хуже всех, потому что, как ни старайся, не выспишься, и что Совиная звезда была одинокой, а звезда Козодоя сводила с ума от песен птиц на рассвете.
Я знал это все, но это не было моим. Не на самом деле. Я не был Лесничим. Я не был разведчиком. Мои шансы вступить в Лесную стражу давно угасли, когда стало ясно, что мои детские припадки не были просто странными случаями. В десять лет, когда мои друзья примеряли форму учеников, я был у лекаря с настоями, таблетками от рвоты и чистой одеждой для случаев, когда меня тошнило, или я мочил штаны, когда тело расслаблялось после припадков. Они переместили меня из комнаты Винса в старую детскую, чтобы мой лекарь мог спать в смежной комнате няни. Они заставляли меня сидеть, а не стоять, ходить, а не бегать, долго отдыхать после танцев. Они заставляли меня оставаться рядом с отцом в зале совета, а не бегать с матерью по горам, проверять тайники и тренировать разведчиков языку Сильвервуда.
Мысли о родителях не ослабили тревоги. Они умерли бы, если бы узнали, где я был и что делал. Не гнался за преступником — они оба делали хуже — а мчался в беспощадную пустыню один, после череды почти бессонных ночей, почти без припасов, после двух припадков за неделю друг за другом. Это был самый маленький промежуток между случаями с пятнадцати лет.