Все тело болело, но это была боль в мышцах от ходьбы, а не утомительная боль, которая порой сообщала о припадке. Предплечья болели, ладони жгло от того, что я рыл землю вчера.
Идти ночью было едва ли проще, чем днем. Прохладная тьма была приятной, но земля казалась такой ровной и безликой днем, а ночью стала лабиринтом неожиданных ям, камней, зарослей. Луна была почти полной, но поздно поднялась, и хоть звезды озаряли небо пятнами лилового и синего света, их сияния едва хватало, чтобы обходить препятствия. Мы медленно двигались, много раз падали.
Я осторожно подвинулся, оставляя тепло спины Ларк. Я сел, посмотрел на нее. Вчера, пока она была без сознания у ямки с водой, меня поразила бледность ее щек и губ. И пока я был в поту, рыл землю болтом от арбалета, а потом камнем, а потом голыми руками, ее кожа оставалась сухой и прохладной. Это произошло внезапно. Пока я отрезал медальон с сапога, я понял, что ничто в учебниках не готовило к неуверенности экстренной ситуации. Там были описаны шаги, подсказки, уловки, и все это должно было вести к успеху. Но это не готовило меня к ужасу незнания, проснется Ларк или умрет.
Я не шутил, когда сказал ей, что это сильно потрясло меня.
Желудок снова сжался от паники, которая вспыхнула тогда, и я попытался подавить ее. Было еще мрачно, чтобы видеть цвет ее кожи, но она дышала легко. Ее волосы были в бусинках воды — росе. Я огляделся, впадина была лавандово-серой на рассвете, трава покачивалась, тяжелая от влаги. Я вытащил платок из кармана, тихо и осторожно полез под пояс Ларк за ее платком. Я поднял его. Крыс посмотрел на меня, но Ларк не пошевелилась.
Я подумывал снять тунику и собрать влагу с травы так, но она была грязной и отдала бы только грязь и пот. Вооружившись двумя платками, я с трудом встал на ноги и пошел к влажной траве.
Я медленно собирал воду, как Ларк показала вчера, выжимая ее в рот. После того, как я остудил жжение в горле, я стал собирать воду для нее. Несколько стеблей травы висели особенно низко из-за каких-то коробочек с семенами. Я склонился, гадая, можно ли было это есть, но понял, что это были не семена, а кузнечики. Десятки кузнечиков висели на траве, застывшие в ночном оцепенении. Они, наверное, зацепились за верхушки ночью, чтобы использовать лучше всего первые лучи солнца. Я ткнул одного, он вообще не шевелился. Я снял его с травинки, как плод, и сжал в ладони.
Мой народ ел кузнечиков, цикад и сверчков. На рынке за пару медных монет можно было купить мешок кузнечиков, жареных на ветках гикори, и моя сестра Ида обожала тушеных сверчков в можжевельнике, которое мы ели на осеннее равноденствие. Но я не ел сырых. Я повернул его в ладони, и его большая колючая лапка дрогнула от тепла моей кожи.
Я огляделся, заметил травинки, на которых висели насекомые, их было легче видеть, ведь светлело. Я мог наполнить подол туники легко, как ягодами, и даже мог бы развести огонь на юкке, растущей вокруг, но я не знал, как приготовить их, ведь положить их было некуда. Я прищурился, глядя на горизонт, словно это могло помочь мне думать. Я заметил яркое пятно, которое я принял за туман. А потом мой мозг понял, что я видел, и дыхание застряло в горле.
Не туман.
Река.
Я вгляделся, стараясь убедиться, что это не была галлюцинация, мираж или камни. Но нет, я видел блеск текущей воды, а вдоль нее линию темных зарослей.
Мы приближались к реке Телл.
Наверное, мы свернули на север прошлой ночью. Мы старались держать полярную звезду справа от себя, но порой я отвлекался на свои шаги и не следил за небом, да и Ларк точно устала от обезвоживания, так что справлялась не лучше. Мы сократили расстояние до нескольких миль.
Будет просто идти на юг, когда мы пойдем сегодня. Но я невольно осмотрел горизонт еще раз, гадая, размышляя. Я повернулся к Ларк. Кузнечик согрелся в моей ладони, прыгнул в воздух и пропал в траве.
Я опустился на корточки.
— Ларк, — прошептала я. — Проснись.
Я коснулся ее плеча. Она подняла голову с руки, глаза были сонными. Хрип вылетел из горла. Она сглотнула и попыталась снова.
— Веран?
— Тут. Я собрал немного воды. Могу собрать больше, когда выжмешь это. Но, думаю, мы повернули слишком сильно на север ночью. Отсюда видно Телл.
Она моргнула пару раз, села и опустила голову на миг. Ее дреды закрыли лицо. Она потерла шею и выпрямилась.
— Насколько близко? — спросила она, взяв мокрые платки.
— Сложно сказать из-за склона. Пять или шесть миль.