- Ну?
- Я из Квасовки, я там дачник... Здесь была Евдокия Филипповна... - потянул я из хаоса (путь единственный для бегущего рвачества).
- Вместо Шпонькиной я. Что надо-то?
Мою логику он отвёл, я сбивчиво начал новую: - У меня... у жены, верней, в Квасовке, у нас дача. Мы не чужие; мы здесь семнадцатый скоро год... Прошу вас... К дому приписано двадцать соток. Мы из Москвы. Но прадеды жили в Квасовке... Приписать бы сто соток... или пусть сорок. Да, я не местный, но, как потомок здесь прежде живших и в возмещение, что нужда приезжать, прошу, Никанор... ведь Сергеевич? - спохватился я.
- Эк вы... Смилуйтесь! - усмехнулся он. - Вы не ехайте. Мои предки с Москвы сюда. Получу я бесплатное в этой вашей Москве? Ответьте.
- Нет, не получите.
- Есть закон... - Он стрелял лупоглазыми взглядами то на стол, то за спину мне, где толокся мой сын, и тряс ляжкою: умалял Москву. Я ему как бы чмошник в грязной одежде. Он вкусно выделил: - Тут закон у нас. Местным - га. А всем дачникам - ноль два га, двадцать соток. Дачники... Пол-Тенявино дачники. А другие? Хоть Ушаково... или Лачиново... Тоже дачные. Из Москвы да из Тулы - все родились здесь. Значит, им всем давать? Вам и им гектар? У меня десять соток, хоть я весь тутошний. Потому что гектары - мы лишь прописанным. А заезжие пожили, шашлычка с пивом скушали - и в столицы?.. Польза в чём? Га пустым стоять? Не пойдёт... Эк вы, дай га... Будто конфет вам дай... - Он убрал под стол руку. - Разве не ясно, что земля - святость? Это налогов нет; а начнём брать - в слёзы? Вы... Вот вы кто такой?.. - Услыхав 'лингвист', он похмыкал: - Грамотный, знать должны... С удовольствием... Но - законы. Стребуйте под Москвой гектар. - Чин зевнул.
С криком, с грохотом и в распахнутой телогрейке, чтоб явить орден, в дверь полез Заговеев.
- Но!! Ты целинника не моги!! - кричал он на секретаршу. - Ты ещё не было, я поля пахал для твоих папки с мамкой!!
- Что расхрабрился-то? - Маска сдёрнулась с Зимоходова; он со мною покончил, и кстати сцена, где я стал лишний. - Света, порядок... Ну а целинник... ты подожди чуток, мы с товарищем спорим.
- С им ведь я... - Заговеев уселся, вытянув ногу. - Дал ему сотки-то?
Зимоходов, откашлявшись, завертел ручку пальцами лишь одной руки, а другой сдавил спинку чёрного кресла, в коем сел боком. - Впрыгнул тут, секретаршу травмируешь... Ведь закон есть... Как дела в коннотракторных?
- Что дела? - Заговеев потёр лоб шапкой. - Коли не дашь га, худо.
Я приподнялся. - Право, Иванович...
- Ты погодь, - перебил он. - Дак, свет-Сергеич друг! Ты начальник был в партии, я содействовал? Я тебе вдохновлял народ? А закон тогда был такой, чтоб тебе агитировать? А ведь я агитировал, чтоб ты честь имел за свою мутотень, с обкома-то! Мне закон суёшь?
Зимоходов надулся. - Дай заявленье, выделим ноль пять га дополнительно. Ты герой у нас.
- Как Закваскин? Вор получил гектар! Псу Закваскину ты давал? Получается, он в тюрьме сидел, а теперь в привелегиях? Вроде как это мы с тобой, а не он вор?
- Право есть... - Зимоходов потупился. - Он прописанный. И отец его был комбедовец, тут колхоз вёл.
- Вёл, что трудящих гнал, а пьянчуг всех в начальники. Церквы рушил, мельницы рушил... Я с им соседствовал, и с сынком его... А скажи, - вдруг воспрянул он, сдвинув стул к столу, - коль важны именитости: чейный Флавск был до Ленина, при царях ещё? Кто тут строил, что вы доламывали, партийцы, аж целый век потом?
- Кто? Агарины.
Заговеев мигнул мне. - А появись он, дали б Агарину вы гектар?
- Ну, дали б... Тут что ни древность - с их времён. Что, товарищ - Агарин?
- Стой ты! - гнул Заговеев, может, впервые строивший довод этакой сложности. - Не Агарин он, а учёный. Павел Михайлович.
- Ну, а я Никанор. И что с того?
- Что ты главный по сельскому: по Лачиново, да Мансарово, да Тенявино...
Стрекотнул телефон.
- Меня нет пока! - приказал Зимоходов. - Сверку устроил? Ты б Мармыжи назвал.
- Основали их кто, а, эти все сёлы? - гнул Заговеев. - Спрос как с начальства, ты их всех должен знать... Квашниных слыхал?
- Чьи Сады? - Чин, поёрзав по креслу, вперился в грудь мне. - Что ли Квашнин вы?
- Ну!! - грохнул в стол рукой Заговеев. - Я ведь не просто так! Осознал, что как Флавск для Агарина - то и дай Квашнину гектар?
Зимоходов вздохнул. - Батяня, он в ГэПэУ был, сказывал, привели из Тенявино контру, под потолок, как вы... - И он смолк.
- Ты нам землю дай, свет-Сергеич! - гнул Заговеев.
Тот, стукнув пальцами по столешнице, встал, направился к шкафу.
- Ох-те, дворяне вы... - Он не мог скрыть довольства, что и у них в селе есть герой; можно мудрствовать о капризах судьбы. - А не брат вы тому, с генштаба? Дали б солдат в страду... - Он, вернувшись, раскрыл файл. - Где Квашнины? Так, Ложкин...
- Дом на Рогожскую.
- Конспирация? - Он пошёл взять другой файл. - Нет давно ни товарища Берии, ни товарища Сталина, а у вас конспирация? Много лет как свобода!
Сидючи в кресле, он был значителен, встав - уменьшился; ноги коротки. Диспропорция - от шумерских царств, где сановники восседали средь мелкоты людской весь свой век. Оттого, пройдя, Зимоходов спешил сесть, чтобы не поняли, что он, в общем-то, мал для должности и ему тяжело управляться даже и с плотью, с мыслью тем более. Он извлёк файл, вытащил вшивки. - Так, февраля, ага... Года восемьдесят... дом в Квасовке, на трёх сотках... дарственная... Рогожской Бе... Беренике Сергеевне? От второго десятого девяносто четвёртого, дополнительно двадцать соток... Двадцать три с домом, также строеньями... Подпись: Шпонькина... - Он, захлопнув файл, посмотрел на стоявшего подле двери ребёнка. - Что ж, чтоб у нас был вроде как барин...
- Во, это самое!! - ликовал старик.
- Га на вас пойдёт... Бе Рогожскую нам не надо... Это не надо. Мне подставляться? Здесь у нас выборы, а в политике сложно, в ней компроматы. Мне зачем? Незачем. Мне до пенсии здесь бы... - Он почесал в боку. - Ты, целинник, не против, чтоб я началил?
- Мил друг! Баулиных и Попкова, Дьякова и Чугреевых: кто в Мансарово и в Тенявино - за тебя все! Осенью - дак барашка... Ты заходи, знай, коли с Магнатиком будешь в поле. Поле твоё же? Преватизировал?
- Всё! - прервал Зимоходов. - Вы от жены - по дарственной, пусть нотариус впишет и - просим милости. Паспорт можно ваш? Данные. Чтоб заранее.
Я дал паспорт.
- Что-то не понял... - вскинул взор Зимоходов. - В паспорте имя Кваснин вы. Как же так?
Объяснить, как нас выслали в глушь? как отец отвёл беды этой вот 'с'? как я сам, живший втуне 'квашнинством', свыкнулся с этой серенькой 'с'? как мне с этой 'с' легче - точно как трусу слечь перед боем или саркомнику за обманным диагнозом? Вновь мне шиш? Мне ничтожные, на куличках, сотки не выбить? Завтра Закваскин сральню устроит мне перед окнами?! Я стыл в липком поту.
- Михайлович! - Заговеев тянул кулак с мятой шапкой. - Что ж ты - Кваснин, а? Вроде Закваскина...
Зимоходов поддакнул: - Кажется, много лет с тех пор, как зовись ты хоть чёртом. Ну, не врубаюсь я, не врубаюсь: вы к нам приходите как одно, сам - третье... Мне для чего Кваснин? - Он засунул файл в шкаф, сказав: - Ты давай заходи, целинник. - Он прогонял меня.
- Я Квашнин!
- Ну, и будьте!
Я вышел в одури, что сменила стыд и взялась из фантазии, что нельзя не чтить во мне Квашнина и что мне нужно верить, ибо, во-первых, я не могу лгать; плюс потому ещё, что нельзя не увидеть квашнинское в моём облике! В чём признался (что я теряюсь в пиковых случаях, что раним, ненаходчив, скован) суть ухищрения, чтоб предстать в лучшем свете: добрым, порядочным, бескорыстным. Но вот реально только гордыней было всё то во мне, что, сочтя себя 'Квашниным', пребывало 'Кваснин', лживый, знающий два пути: тяготение к Богу, чтоб подчиняться призрачной силе, - и злость на медлящих a priori признать твой верх.
Подтверждать себя?!
Я шагал, сражён, что какие-то варвары мнят меня самозванцем и даже жалким, раз я сбежал от них. Я не видел: сын, мной тащимый, хнычет и падает и мне кто-то кричит... На улице, задержавшись, чтоб перейти 'М-2', я взмолился, чтоб Бог помог мне. Как я вчера торчал с карабином злой в снежном домике - нынче, злой, я убить могу. Мне б вообще пропасть, провалится сквозь землю, столь оскорблённому и смятенному, потрясённому пылью, грохотом, ветром, копотью от машин к Москве... Я терзаться стал перед той 'М-2', вин не ведая. Что виниться, если добился, что отодвинут к жизненной свалке и рвут последнее во мне - корни? Истинно, чем я хуже Закваскина? Он - сумел... Да любой выбьет сотку в местности, где заброшены, в сорняках лежат сотни, тысячи, прорвы га!! Кто попало выбьет здесь сотку! Я ж - не сумел.