- Все слышали, - вёл он фистульно, глядя в сумерки с пешеходами и с авто за газоном. - Я стал Маготом, а не Малайцем... Я как волнуюсь - это 'магот' бубню... Штуки психики... Я уволился. Был в милиции... Про Барыгиса слышали? говорил о нём как о друге Закваскина... Нынче вождь ПэДэПэ, психопат и трепач. Он пахан был, жуть беспредельничал. Ни за так убьёт. И насильник. Раз сообщили, он проявился, можно прикончить... Мне 'магот' в горле встал. И не нужно, чтоб все узнали, что это я убил. Нужно - клин клином вышибить, позабыть, как 'магот' меня с операции точно девку свёл. Не убить, а - 'магот' сказать было нужно. Выболтать! Чтоб за мной было слово!
- Верно, - признал я. - Слово хоронит нас.
- То есть, - вёл он сумбурно, - чтоб хреноту долой. Мины мне не давали или с оптической - а давало, чтоб он вплотную слышал 'магота'. Чтоб я уверился: он магот - значит я прав, чем я был с детства, с фильмами про разведчиков и советскую жизнь с чекистами. Чтоб хреновина смолкла, мне не внушала... - Он с хрустом сжал кулак. - Я сужу - а ты нишкни. Я велю - а ты...
- ...слушай, - встрял я.
- Вы поняли! - Мутин вскинулся. - Что хочу? Объявить своё! Я молчу - меня мало. Всякие с Ти-Ви-Тэ, эН-Ти-Ви когда треплют - то вроде нет нас, а лишь они есть. Мы молчим - мясо, не различаемся. И Барыгис, и я лишь мясо, если не выделюсь, хоть вот этим 'маготом'. В нём мой реальный суд, что Барыгис дерьмо со своими делишками и своей уголовщиной и его жизнь дерьмо... Потому-то - лицом к лицу, чтобы видеть, как он смиряется и как я вычленяюсь... Трудность - приблизиться. У Барыги охрана... В общем, не вышло.
- Как? Продолжайте.
Мутин ссутулился. - Шёл убить его... А у них там охота, шлюхи и выпивка. Я иду из кустов, с оружием... И - проклятое - вновь 'магот'! Я стою, точно в ступоре. Он меня взял на мушку, но отпустил узнав, что - Магот. 'Пшёл!' Куда идти? Я - филе стал и мясо, кончился опер... Вышел я в частники, сыск-охрана; друг ваш - клиент наш. Мы познакомились. И вот он предложил... Я принял... так как я должен быть!! Меня нет, я филе пока! - он выкрикивал. - Не препятствуйте! Либо он, либо я. Так! Выскажусь - либо...
- Что ж, вы по адресу, - я кивнул. - Сам понял, - чуть ли не час назад в битве с логосом, - что к чему. Да, я с вами. Мы одного поля...
Он покосился, но я махнул рукой. - Объяснять не хочу. Лишь знайте: я бьюсь со словом. Вы вот с 'маготом', а я со всеми и с главным, с логосом, кой есть в том числе бог, понятия, смыслы, принципы, а отсюда мораль, искусство, веры, культуры, цивилизации - вся условность, в смысле от-словность. Я целю рай вернуть как до-словность. Вы против мяса? Я - за него, друг. Мясо есть что? Инстинкты. Я постиг: кто у-словностям верит, - сказанным за столетия, когда слово вело нас, - следственно, нет того, а есть знак, имитация. Между нами та разница, что мне б мясом слова запнуть, вам же - мясо ословить в том убежденьи, что не Закваскин прав в роли мяса - вы правы в роли гэбиста и коммуниста в бывшем Союзе и мясо кроете... А как мясо правее? Вы полагаете, что вы суть ваши принципы и понятия, а 'хреновина', или мясо, - плоть бестолковая? Кто орёт, тот и пан? Вам - с идеями? А с 'хреновиной' вам не любы? их как бы нету? Сколько их с дней творения? Где могилы их? сгнили? Скот бессловесный? Как бы их не было, раз в них мало идейностей, слов и принципов? Кто же были - кто с принципом? Лейбниц с Лениным? Ксюша с Пушкиным? Халкидон и Никея? Мы-де, словесные, над 'филе' всегда? сверх его непостижной любви и правды? Как бы и нет 'филе', хоть в нём ходят с рождения до могилы, ходят брезгливо? Мы и в сортире сядем - взор вверх, где, мол, дух царит, где те самые свет, добро, жизнь и прочее. Только сикли с рабами - тоже там. Словом тычется: вот убий, смотри! ты левей смотри, различил-таки? понял, как это? просто! но - не убий, ха!.. А мясо кровь струит, реагирует на тепло и холод, солнце и воду и существует без слов и принципов, вне добра и вне зла, Андрей. Но как даст слово зрение, как покажет: глянь, здесь добра стог, а вон, глянь, зла воз, - брызжет кровь до инфарктов! до инквизиции и до войн кровь брызжет! В мясе же - ровный пульс. Прекратим слова - пульс наполнится ритмом истины... Из 'филе' мы ведь как пришли в хомо сапиенс? А вот так: был 'филе', но набрался идейщины - и впал в фарс с орденами, с этикой, с балдахином над троном, с догмами, с пресмыкательством, с теми ж сиклями и рабами, с пакостной властью, полной ГУЛагов, да с не убий под казни, - но за что, странно, мясо в ответе, будто бы сделано не от слов для слов, а тем мясом для мяса. А ведь оно только жизнь родит, кою слово терзает, это вот мясо. Да и в Христе, Андрей, плоть распята, вновь отдувается. Слову что? С Христа прыгнуло в рот, в третий. Вот оно, у меня и у вас во рту. А распяли - невинное. Всё равно что распять вместо слова о чаде собственно чадо. Так, Андрей.
- Хренота... - бормотал он. - Не понимаю!
- Я вас постиг, - я гнул. - Вам несносно всё то, что властно или богато, но что, по-вашему, недостойно. Высите принципы, дескать, вы это то, чем и нужно быть? Мните, век, где вы лузер, ложен, а вот эпоха, где вы гэбист, чиста? Лишь Магот виной? - Я навис над ним. - Были вы и тогда нуль, пустошь с идеями. А когда вы зациклились при убийстве Магота - это в вас не 'филе', Андрей, а словесный запор был от несварения лживых смыслов. Вы 'магот' не объявите. Не спасёте вы ни себя, ни догмы. Вы обезличитесь... но во благо. Ибо ваш случай - суд над 'сим миром' - есть суд над вами же, с тем в ряду, от чего вы и сýдите, от словес самых пакостных, от идейных. То есть убьёте вы не Закваскина, а себя вы убьёте, ибо мы все 'филе' в нашей сущности... Помогу вам, - начал я тише. - Спробуем способ, пусть он плоть портит. Ибо не всякая плоть жива: есть плоть мёртвая, сплошь условная, что не плоть уже, но мутант, как девка, ставшая Барби прытью хирургов, так что природного глаз один... Свалим слово, так или этак, слово всемирное! В слови тоже ведь всё в одном всем общее, - в вас, во мне и в Закваскине, - раз система. Я, Андрей, про цепную реакцию... - мне пришло вдруг, и я шагнул задумавшись. Я шёл к дому.
Он спросил: - В вас-то что, если мы одного с вами, как вы толкуете, поля ягоды?
Я смолчал, чтó наделал и для чего бьюсь с миром, где отыграл роль и не хочу суд слова, гнусь сотворившего. Мир как этика, мир как слово, мир как идеи и как законы - я против этого. Мне бы просто мир вне понятий, где я невинен, словно в элизии. 'Образ мира проходит', - это нам Савл изрек, ставший Павлом. Сей враль мне в помощь: ибо не мир пройдёт, но лишь образ, кой навлекли слова. Будет новый мир, и я трону детскую ножку этого мира, как все невинные, оттого что там нет уже не убий, нет смерти, и там жив первенец, - и я, значит, невинен там, где жив первенец. Раз нет слов - нет и образа. Нет законов - значит суда нет и преступления. Это здесь мне внушается, что он мёртв, мой сын. Смыслы вылгали, что он мёртв, как врали, что и евангельский Лазарь мёртв; а он жив ведь был, тот евангельский Лазарь! Снять декор и стащить флёр подлых трактовок мира словами - будет иной мир. Тьмы битых словом - там ходят живы. Там все живые бродят в тумане, кой вдруг рассеется! Образ минет - и жизнь проявится. Пену смыть - станет сущность.