Взлетели. Стали греть чайник. Я рассчитал дни: брáтина быть должна уже продана, Кнорре-Пáсынков обещал нам; все сроки вышли. Я набрал Шмыгова: недоступен... Пили чай, и я вскакивал, но звонили с налоговой и из садика, где был сын; позвонил также Марка - нас пригласить, плюс Мутин по пустякам. Всё. Были лишь мы: я с Верочкой, рыжевласой, в пуловере, с удлинением краской век, близ чашки. Я говорил с ней, гнул, что 'ушная' любовь негожа, то есть словесная (слов не будет в нашей любви с ней), и что союз 'душ' - это всё случки, а нам не надо их. К сублимации, для чего я зазвал её, силы не было, да и стоило завершить дела... И, с её уж не юностью, шансов чуть; возраст - сбор трёх нимфеток. Но с ней нас четверо (Марка, Мутин и я) на логос.
- Сколько вам?
- Тридцать.
- Может, сгодитесь, - пробормотал я... а выпив чаю, плюхнулся в кресло, где просидел час, мысля, что делать в случаях, если 'любят' - но после случка, и ничто больше...
Верочка стала близ. - Я вам нравлюсь?
- В нас много общего, - вёл я, - схожего. Но не ясно, как же нам слиться. Ведь имитация лишь усилит ложь, обложившую всех нас нормой. Нравственность - вид контроля над жизнью.
- Правда, - молвила гостья.
- Хоть вы в соблазн мне, но это - мужу. Наше же - что вне форм и что в сущности, что нельзя из нас вычленить без того, чтобы вышел лишь фарс. Нам - ДОННОЕ. Но вот как?.. Не могу постичь...
- И не надобно... - округлились под юбкой мягкие бёдра. А как в ней слово?!
Дверь вдруг открылась. Я познакомил их, Нику с Верочкой. Пили чай, вечный чай, ритуальный чай, сгинь он! Я жаждал новости, позволявшей, снабдив всех, ринуться в битву. Чтобы я жив был и чтобы все - все! - жили, нужно убить слова. Но события шли никак почти. Час неведенья - и мне дайте наркотик, так я был взвинчен.
Ника спросила:
- Как вы слетали? были во Владике?
Я не помнил, что и как выложил про ночной, в визге шин и в пальбе, порт-город.
- Ну, а вэ/че... Там были? - Ника спросила чуть напряжённей.
- Там?.. Мы там были! - врал я натужно. - Дом офицеров и самолёты, СУ-тридцать пять... Всё новое...
- А аллея? Красная, как тогда?
- Бордо.
- А наш дом? Он цел?
Я стал врать, жар сжигал меня: - Ника, там прежний дом наш, но крыша новая, из пластмассы... И иномарки вместо 'побед'... Летят года! Семь 'побед' было, помнишь? Щукина и... Бойцова?
- 'ИЛ', он всё там же?
Прежде учебный, после заброшенный 'ИЛ' был местом, где, в фюзеляже, средь лиан трубок, слушая дождь в дюраль, мы мечтали. - Странно как! - врал я. - Скупка цветмета, но 'ИЛ', он там ещё... Что, Стрельцовы? дочка их хрупкая? Ника, там они! Старики-то на пенсии, а она за полковником, шлёт привет. А где ты жила - там майор, сын и мальчики...
Я умолк, ибо понял вдруг: можно выдумать - всё.
Я понял: всё, что мной сказано про в/ч, коей нет уже, про сражение с логосом и про истину - лишь абстракции и что я пустобрех о том, как убить слова! муха, влипшая в патоку в то мгновение, как подумала, что насытилась!.. Я пробился испариной. Что ж, нет выхода? Так и быть мне пасомым мерзостной словью, ставшей историей вместо рая и истины, и следить, как слова дожирают мир? Нет, не сдамся... Нет!! Пусть умру, но при всём при том предпочту самоличный бред бреду всяческих. Бог промыслил - и я. Мы схватимся!
- Это Верочка из Кадольска, - вёл я. - Заведует... Лена Маркина прилетела, нас приглашают: Шуберт и Пáхельбель, Малый зал на Никитской.
Верочка встала.
- Стойте! - я вскрикнул. - Вы меня любите; а я вас люблю. Ника, мы будем вместе.
Верочка вспыхнула: - Боже... Как так?..
- Вы его любите? - Ника встала к ней. Опустив взор с алых скул гостьи вниз на пуловер, по рукаву и плечу моим Ника их возвела и в позе, к нам в оборот, сказала: - Это прекрасно. Что надеть?
Прибыл Мутин, и мы сошли: сын, Верочка, Ника в платье в пол и я сам при костюме. Крепкий водитель нас усадил, поехал... Минули улицы. Мутин, ведший обзор, представился в фас под кепкой подле шофёра.
- Павел Михайлович. Мы не в Малый зал. Мы - в Большой. Конспирация.
Я кивнул, и он начал: - Можно вас? В плане нашего разговора... Вы не раздумали?
- Нет.
- Акт в Квасовке сдетонировал: вы стреляли там. Рад, вы живы... Рад, неподдельно рад, - он мотнул плечом. - Ведь, убей он вас... Сумм не надо; я в личных целях... Он не простит; он понял, как намечалось. Урки кичливы; все они думают, что они не правители, потому что им недосуг... Во Владике вас ловили - это был их след. Вы обнаружились. Если б вас нашли раньше, вы бы остались с Лерой/Венерой... - Он отвернулся. - Мы упредим их. Мы... послезавтра. Кокнули одного тут, съел десять пуль. Хоронят... Он тоже будет... Мы возле дома... он на Песчаной, этот Закваскин... вон и этаж его, проезжаем.
- Да, Андрей.
Мутин дёрнулся. - Ваша функция: ждать в машине... - И, отмечая кивок мой, он подытожил: - Сделаем - к вам. Вы - ждёте... Шеф, ясно, - против. Он и не знает... но постороннего не наймёшь, так?
Я согласился.
Чтобы не слышали, Мутин стал бубнить тише: - Он хочет химию. Без убийства. Но ведь и вы о том?.. И я думал, как нам не плоть убить... Ясно, химия, как для психов. Будет кретин. Здесь сложность, что у нас химия, а у них... - помолчал он, - порох в патронах.
Я был один - днесь трое к битве со словью. Дело подвинулось. Три души, а и Верочка ждёт команд. Всё ждёт гибели слова!
Возле Театра я стал терзаться, - я, кто есть истина и враг смыслов, - блёклостью нашей простенькой группки. Марка был в ложе вместе с семьёй своей; и я там вдруг постиг, чем скован. Действуя в 'мире сём' по отдельности, здесь, в Большом, слово скучилось в декольте и в браслетах, в гуле от реплик и восклицаний, в запахах брендов и парфюмерий. Бонзы TV, корифеи наук, олигархи от нефти, думцы, банкиры, модницы, клирики, генералы и дамы... Месиво вер, догм, взглядов, мнений кишело, чтобы убить меня. Я постиг: это празднество по скоту, рабам, сиклям. Здесь сходка логосов, - ведь не живо всё, что условно и что по схеме... Вдруг - ажитация. В царской ложе стыл он, ГлавСмысл. Всё вздрогнуло, замотало крылами, осеменяясь, множась и сводясь в дискурсы. Ныла опера, где герои лукавили, убивали друг друга ради условностей. И когда Ленский спрашивал, что случится в грядущем, - истина никла, словь ликовала. Всё в этом зале жило по смыслам, а не по сердцу.
Вышли мы молча. Верочка сразу: ей надо ехать, но она счастлива, я ей 'мир открыл'. Маркин служка повёз её. А мы ездили по Москве, чтоб Лена, стройная с римским носом блондинка (то есть ж. Марки), поностальгировала... В конце концов мы пристали у флигеля стародавних веков, 'У Курта'. Мутин увёл дам в эту пивную. Мы же поехали; Марка вёз меня. В темноте мы приблизились к дому с выжженной вывеской '1-ый Пряный...' Все двери настежь, все стены чёрные; лом оргтехники, гниль бумаг в углу, обгорелая мебель. Он направлял фонарь и курил. Молчали.
- Видишь? - изрек он. - Выжгли весь офис... Я за границу, Квас. А с тобой - попрощаться... Денег дать?
- Нет. Не надо. Деньги от слова.
Он почесал лоб. - Что сказать? Лучший дар есть намеренье... Впрочем, дар тебе будет. Ты архетипом взял. Я решил, что ты тронулся. После впало мне: прав ты. Слово - причина... Трупы припомнились... Эти, в опере, - что, их плоть вела? Нет, словá, круг идей и расхожее мнение. Победители - с новым словом в истории, как положено; проигравшие - слуги тьмы. То есть главное всюду - смыслы. Сам я что делал? Следовал схеме, имя ей: 'сикли, скот и рабы'. Я вкалывал. Я как Крёз стяжал. А зачем? Чтобы было, что было? делалось, что и делалось? 'Ходят ветры на круг своя'... Взять Ставрогина... он сказал, что не сексом водился; что ему в малой? Был он с Матрёшей - чтоб новый смысл родить, оттого что при этом часть смыслов рушилась, возбуждая мозг, а другая слагалась, целя родиться... Верно, не плоть - зло. Смыслы! Сладко рождать их - и низлагать вдруг те, что парят в белых ризах с благостным гласом: не прикасайся! - но потесняются, встретив новый смысл, лишь бы числиться, пусть хоть чёрточкой, и являть себя... Я пытал смыслы? да, преступал черту. Я считал, смыслы главное; то есть главное принципы, образ мыслей и разум, ценности наши, в целом культура. Но, постиг, декалог всего, десять слов - наш мир, как дала их нам Библия. Декалог мир фундирует! И ломал тот Ставрогин десять словес всего, не святыни, не жизни. Старец услышал - вмиг, вспомни, в хохот, ибо постиг роль слов; потайной же дух смеха, что смыслы - глупость. Глуп и Ставрогин, смыслы пытавший... Да, ветер к югу, и ветер к северу - но свернёт на круг... Может быть, он не ведает, чтó за кругом? Сходно Колумб не знал, что за островом Куба брезжит Америка. Нам запрет на Матрёш на тех, чтоб чтить Библию и чтоб всё повторялось... Но - вдруг поступок твой с архетипом. Смысла ведь не было; ты бессмысленно чтил его! Если ж был смысл, то запредельный как богоравный. Ты перешёл рубеж, ты решился из круга. Вот у Ставрогина смысл был - заповедь скинуть. А у тебя был остов, тупо бессмыслый...