Короче говоря, неплохой мужик был Витус Беринг. Но — патологически невезуч…
Лично я, как красноярец, должен еще непременно упомянуть к сведению жителей нашего города, что к спасению остатков экипажа Беринга оказался причастен и наш земляк, красноярский казак Савва Стародубцев. Когда из обломков «Св. Петра» стали строить небольшой кораблик, чтобы уплыть наконец на нем с негостеприимного острова, руководил этим именно Стародубцев, набравшийся опыта, когда был рабочим при постройке кораблей экспедиции в Охотске. Именно за это, по представлению Свена Вакселя, Стародубцеву двумя годами позднее дали звание «сына боярского».
Но вернемся к Алексею Чирикову, опередившему своего командира в открытии Аляски. Когда туман разлучил корабли, Чириков направился на восток. И в ночь с 14 на 15 июля увидел землю. Три дня «Св. Павел» шел вдоль нее на северо-запад, подыскивая подходящее место для якорной стоянки. Отыскали. Сам корабль пристать к берегу не мог из-за неподходящего фарватера. Чириков отправил на берег боцманмата Абрама Дементьева с десятью матросами. Они взяли компас, сигнальные ракеты, подарки для туземцев, небольшую медную пушку и отплыли.
Шлюпка Дементьева пропала бесследно. Выстрелов из пушки на корабле не слышали, сигнальные ракеты не взлетали — разве что на берегу ночью вроде бы горел костер… Дементьев со своими людьми как сквозь землю провалился.
Через несколько дней Чириков послал на поиски вторую шлюпку. Боцман Сидор Савельев с тремя моряками направился к берегу…
Они тоже пропали бесследно. Больше лодок на корабле не было. Вскоре из залива, где пропали шлюпки Дементьева и Савельева, вышли две лодки с индейцами. Не подплывая близко, они несколько раз прокричали загадочное «Агай, агай!», потом уплыли обратно. По поводу этих слов в литературе до сих пор царит форменная неразбериха. Существуют две основные версии. По первой «Агай» означает нечто вроде «Мир вам!», по другой — «Иди сюда!» Как бы там ни было, индейцы больше не показывались, а люди Чирикова пропали без вести.
Их судьба до сих пор остается загадкой. Можно предположить, что обе лодки попали в водоворот, образуемый в том заливе приливно-отливными течениями, и погибли — как позже, в 1786 г., именно в тех местах погибли две шлюпки экспедиции французского капитана Лаперуза.
Однако есть и подозрение, что русских моряков перебили те самые местные индейцы, тлинкиты-колоши, ангельской кротостью не отличавшиеся, как раз наоборот. Сам Чириков так и полагал. Уже в 1922 г. американский историк Аляски Эндрюс написал: «У племени ситка имеется глухое предание о людях, выброшенных на берег много лет назад. Говорят, что их вождь Аннахуц, предок вождя того же имени, ставшего преданным сторонником белых в городе Ситхе в 1878 году, играл ведущую роль в этой трагедии. Аннахуц оделся в медвежью шкуру и вышел на берег. Он с такой точностью изображал переваливающуюся походку зверя, что русские, увлекшись охотой, углубились в лес, где туземные воины перебили их всех до единого».
Можно верить и этому, если вспомнить, как упорно и ожесточенно тлинкиты воевали потом с русскими на протяжении десятилетий (о чем позже будет рассказано подробно). Нравы у аляскинских индейцев были крутые и незамысловатые. Сохранились воспоминания американского путешественника, побывавшего на Аляске в двадцатых годах двадцатого столетия и нос к носу столкнувшегося с краснокожим аборигеном. Увидев пришельца, вольный сын Аляски, недолго думая, с молодецким воплем запустил в него копьем. Американец увернулся и заорал матом: мол, что ж ты, трах-тарарах, хулиганишь? Индеец немного смутился и больше не пытался прикончить странника — но поначалу-то старался добросовестно, американец мог и не увернуться, это уж ему так повезло… Если и в двадцатом веке тлинкиты сохранили столь хамские привычки обращения с попадавшимися на пути белыми, то в середине восемнадцатого столетия наверняка обстояло еще хуже…
Есть и третья гипотеза, самая экзотическая и завлекательная, но к ней мы вернемся позже, когда настанет время.
Чириков вернулся в ореоле первооткрывателя Америки. И против него тоже я ничего не имею: человек был незаурядный, не зря его в юные годы, сразу после окончания им Морской академии сделали в той академии преподавателем.
Вот только… Лично мне кажется, что Гвоздев и Федоров заслуживают большей известности и славы, чем им отведено. К ним и при их жизни относились довольно пренебрежительно — да и в наши дни ученые мужи вроде академика Болховитинова (крупнейшего нашего специалиста по истории Русской Америки) упоминают о двух скромных мореплавателях столь скупо, в таких выражениях, что явственно представляется пренебрежительная ухмылка на лице пишущего. Мол, провинциалы сиволапые, самодеятельность простонародная, не годятся, как ни прикидывай, на роль исторических персонажей…
Конечно, Беринг с Чириковым смотрятся гораздо презентабельнее: господа в чинах и эполетах, с «высочайшим повелением» в кармане, участники масштабного государственного предприятия. Где уж с ними тягаться двум скромным мореплавателям, отправившимся на крохотном суденышке по поручению захолустного пехотного капитана из забытого богом гарнизона…
Тенденция, однако. Присутствующая не только в нашем богоспасаемом Отечестве, но и во всех без исключения «передовых» европейских державах. Там тоже сплошь и рядом пренебрежительно относились к «простонародью», всевозможным охотникам, рыбакам, промышленникам и золотоискателям, порой первыми делавшим открытия, за которые потом, повторив их, благородные господа в эполетах и чинах получали всю славу, в том числе и имя на карте. Вот и получается, что Гавайские острова первое время носили имя лорда Сандвича, субъекта, ни малейшего следа в истории не оставившего — разве что прославился тем, что изобрел названный его именем бутерброд, что, в общем, на историческое свершение не тянет. Но был в то время военно-морским министром, вот его и «увековечили»…
Так что имеет смысл еще раз помянуть добрым словом Михаила Спиридоновича Гвоздева и Ивана Федорова, по отчеству неизвестного вовсе. Именно они первыми из русских людей увидели Аляску и нанесли ее берега на карту. Честь им и слава.
А вот теперь начинается рассказ об освоении Аляски — силами не государства, а сплошь предприимчивых подданных Российской империи, действовавших на собственный страх и риск — и, что греха таить, ради собственной выгоды…
Господа сибирское купечество, едва прослышав о результатах плавания Чирикова (привезшего, кстати, некоторое количество пушнины), взялось за дело…
Уже на следующий год, в августе 1743-го, гарнизонный сержант Охотского порта Емеля Басов и московский купец Серебренников построили шитик — небольшое парусно-гребное судно, доски обшивки которого скреплялись, шились китовым усом, или ремнями, или даже гибкими прутьями (отсюда и название). Прихватив двух участников плавания Чирикова, Петра Верхо-турова и Луку Наседкина, на кораблике, названном «Св. Петр», вся компания отплыла к острову Беринга, где и зазимовала. Через год они благополучно вернулись на Большую землю, привезя четыре тысячи песцовых шкурок и 1200 морских бобров-каланов. Одна шкурка калана, к сведению читателя, на Камчатке стоила 30 рублей — но в Кяхте, на китайской границе, тамошние купцы за нее отваливали уже до восьмидесяти рублей. Я не знаю в точности, где именно лихие промысловики продали свою добычу (которую не у туземцев отобрали, а собственными трудами обрели) — но московский купец наверняка был не так прост, чтобы распродавать ценные меха прямо на Камчатке… В общем, люди заработали ох как неплохо…
Дурной пример заразителен, а добрый — тем более.
В море рванули наперегонки!
На следующий год уже несколько камчатских купцов, сбросившись, построили шитик «Св. Евдоким», наняли капитана Не-водчикова и послали его за удачей. В этот раз удачи выпало значительно меньше — Неводчиков сцепился с местными алеутами (жертвы были с обеих сторон), возвращаясь, потерпел кораблекрушение (погибли 32 человека), потерял часть добытой пушнины. Но эти досадные мелочи уже не могли остановить могучего движения на восток…