Опускались минут десять. Разговаривать в этот раз не хотелось. Бывший губернатор беззвучно творил молитву. Серегин тоже поднял глаза к потолку, но миновало немного времени, и его взгляд заскользил по тесной кабине, перескакивая с предмета на предмет, а потом остановился на приборной панели – дрожание стрелки на одном из циферблатов привлекло внимание.
– Погоди, чего это мы себя хороним раньше срока? – воскликнул глубоководник, подскочив от нахлынувшего волнения. – У нас же… Под гондолой – непочатый кислородный баллон!
– Что же, будет чем дышать на дне, – сдержанно сказал Михайлов.
– При чем тут «дышать»!..
Тимофей Степанович залез в технологическое подполье гондолы и долго гремел там инструментами. Вернулся в кабинку и с размаху припечатал одну из кнопок на пульте.
Под ногами раздалось шипение. Михайлов испытал те же ощущения, что и в лифте, тормозящем при скоростном спуске с верхнего этажа Останкинской башни. Замедлив падение и покачавшись в нерешительности, титановая сфера устремилась к поверхности.
– Ну ты голова! – восхищенно приговаривал посветлевший лицом Михайлов, хлопая приятеля по плечу.
Батискаф проскреб маковкой по днищу «Чилингарова» и пробкой вылетел на поверхность у борта. Бывший губернатор повернул колесо задвижки и толкнул люк, осторожно выглянул. Противника было не видать, только на корме, запутавшись ногой в канате, болтался головой и руками в воде обтянутый камуфляжем утопленник.
Неуклюже перебравшись на льдину, приятели застыли, пораженные невиданным зрелищем: небо пылало, будто жар-птица поочередно взмахивала крылом, то над левым бортом ледокола, то над правым. Похоже, корпорация пыталась убрать свидетелей провала своего плана, но «Ямал» успешно отразил ракетную атаку. Сорок лет назад конструкторы рассчитывали, что на долю судна выпадет морское сражение. На палубе были предусмотрены все необходимые крепления, а в самых глубоких трюмах находилось на консервации современное вооружение и боеприпасы. За несколько часов напряженного труда «вежливые люди» превратили ледокол в неплохой крейсер. С развертыванием артиллерийских систем прояснилось назначение надстроек, ранее казавшихся неуместными и нефункциональными. Скорострельные пушки автоматической противозенитной системы вели отстрел целей, визг вращающихся стволов не прекращался. Горячее керамическое крошево уничтоженных ракет сыпалось на палубу. За пару минут установки израсходовали не меньше десяти тонн боеприпасов.
Враги решили задействовать все свои резервы, и вскоре на горизонте вырисовался корабль с хищными обводами. Лицо капитана Стародубского озарилось мрачной радостью воина. До выхода в отставку он много лет командовал крейсером, но ни одного сражения в эпоху застоя, в смутное время и последовавшую за ними пору стабильности на долю капитана так и не выпало. Вот и настало время схлестнуться с противником, так долго остававшимся «потенциальным». Михайлов вспомнил свою гипотезу про эгрегор и окинул мысленным взором недавнее прошлое. Он, Серегин, другие члены экспедиции изо всех сил бились с наемниками, не сдаваясь, не жалея себя и не моля о пощаде. А значит, Арктика – есть и будет российской. Чем бы ни кончился поединок кораблей, окончательная победа все равно будет за нами!
Вадим Панов
Людоед пойман
Тишина. Пронзительная тишина, возможная только ночью. Оглушающая…
Она может быть другом, если ты сидишь в засаде и напряженно вслушиваешься в нее – бесконечно молчаливую, словно немую, словно глупую настолько, что ей нечего сказать, но на самом деле – хитрую. Она может быть врагом, если кто-то из тьмы слушает тебя. Если тебе, а не ему, приходится двигаться в поисках затаившейся добычи… Нет, не добычи – противника. Добыча предпочитает убегать, а противник – опытный, злой, чувствующий, что враг рядом – такой противник готовится к драке.
Сейчас он ждет, и тишина его союзник.
Шамиль все это понимал. Более того, знал, что где-то в темноте отстойника скрывается очень, очень опасный зверь, и самым правильным было бы поднять тревогу, оцепить территорию плотным кордоном, но… Невозможно. Зверь опасен, зол, жесток, но не глуп. Он тоже знает, как лучше, и не останется – уйдет при первых же признаках тревоги, затаится, и больше его не выманишь. Зверь хочет жить, и то, что он появился в депо, – уже удача. А значит, надо идти в предательскую тишину ночи, стараясь производить как можно меньше шума.