Решительно порывая с догматизмом, Теляковский вкладывал в фортификацию идею активных действий. Он разрабатывал научные основы полевой и долговременной фортификации. В современной войне главное — активная борьба, а не пассивное отражение противника, поэтому при сооружении крепостей «нужна оценка всего влияния, какое оказывают крепости на действия войск». Вот почему справедливо писал Теляковский, что «необходимо принимать во внимание все отношения — тактические, стратегические и даже топографические»[1361].
Принято считать, что генерал Э. И. Тотлебен реализовал принципы Теляковского в обороне Севастополя, получившего в 40-е годы вполне современные оборонительные сооружения для защиты с моря, но абсолютно не защищенного с суши, где было лишь начато строительство отдельных сооружений. И это с формальной стороны так. Он объединил строящиеся долговременные укрепления с полевыми, применил контр-апроши как систему передовых укреплений, использовал систему контрминной борьбы и, наконец, создал мощную огневую систему обороны Севастополя. Все это, помноженное на героическое сопротивление гарнизона, обеспечило активную оборону Севастополя. Но Тотлебен как инженер не проник в суть идеи своего учителя. Наступательный способ обороны Тотлебен понимал только в инженерно-артиллерийском плане, а не как сочетание с полевыми действиями. Когда успех в соревновании артиллерийских средств перешел к противнику, видимо, целесообразным было оставить Севастополь и продолжать борьбу в полевых условиях, для чего у союзников недоставало ни сил, ни средств, а не продолжать оборону, превратившуюся в самоцель и стоившую русским более 100 тыс. чел. убитыми и ранеными. Продолжая оборону Севастополя, русское командование предопределило конечный успех противника, хотя в то же время эта оборона в конце концов повлияла на завершение войны.
Если идеи Теляковского нашли применение в ходе Крымской кампании, то на других театрах все оставалось по-прежнему. Лишь в Кронштадте были несколько усовершенствованы передовые укрепления. На строительство этой крепости в XVIII в. оказали влияние мысли Кегорна, творчески переработанные Петром I. Крепость имела сильную ограду и вынесенную вперед цепь фортов, взаимосвязанных системой огня. В комплекс кронштадтских укреплений входили также мощные батареи, защищавшие северный и южный проходы к Петербургу. Вход в Финский залив закрывали довольно слабые укрепления Бомарзунда.
Кронштадтская крепость по тем временам считалась наиболее мощной в Европе и держала на почтительном расстоянии от Петербурга флот союзников, который смог справиться лишь с Бомарзундом. Но она не могла устранить угрозу высадки англо-французского десанта на обширном побережье Прибалтики. На «Комитет о защите берегов Балтийского моря», учрежденный в 1853 г., была возложена задача принять необходимые меры по обороне не только северного и северо-западного театров, но и юго-западного[1362]. В 1854–1856 гг. были проведены довольно значительные работы, стоимость которых выражалась в 6,2 млн. руб. Особенно трудно было обеспечить приморские крепости артиллерией, отвечавшей требованиям времени. За отсутствием орудий крупных калибров была использована артиллерия даже нештатных калибров.
Комитет решил сосредоточить в этом районе для обороны 1-ю и 2-ю дивизии Балтийского флота, расположив корабли на рейде так, чтобы прикрыть подступы к крепости с юга. Северный фарватер прикрывался блокшивным отрядом в составе трех линейных кораблей, пяти фрегатов и одного корвета. Отряд канонерских лодок получил задачу защищать мелководные районы залива. Защита Свеаборга возлагалась на 3-ю дивизию. Ригу, Або и фарватер к Выборгу должен был защищать второй отряд канонерских лодок.
Крепости Привислинского края — Варшавская цитадель, Ивангород, Брест-Литовск и Новогеоргиевск — в 30-е годы также были приведены в боевое состояние. Но на их строительстве своеобразно сказалось польское восстание 1831 г. Учитывая отсутствие в польских частях артиллерии, крепости совершенствовали наскоро, лишь с целью удержания Польши в повиновении. Все эти крепости имели в основном лишь главную ограду. Внешних фортов у них не было. Смоленская крепость сохранялась, но ничего не делалось для ее модернизации. Однако на Западе довольно высоко оценивали состояние инженерной обороны русской границы. Основываясь на данных немецких специалистов, Энгельс писал: «Русские, в особенности после 1831 г., сделали то, что упустили сделать их предшественники. Модлин (Ново-Георгиевск), Варшава, Ивангород, Брест-Литовск образуют целую систему крепостей, которая, по сочетанию своих стратегических возможностей, является единственной в мире»[1363].