В это время, еще до рождения 1-го армейского корпуса, командующий 1-й армией генерал-лейтенант Кутепов издал приказ, которым предписывалось: собрать все оружие в определенное место и хранить под караулом; в каждой дивизии сформировать вооруженный винтовками батальон в составе 600 штыков, которому придать одну пулеметную команду в составе 60 пулеметов. Приказ этот сразу ввел дело организации в надлежащее русло и сохранил будущему 1-му армейскому корпусу значительное число оружия.
Первая армия была расформирована, и в Галлиполи, под начальством генерала от инфантерии Кутепова, прибыл 1-й армейский корпус, которому суждено было сыграть исключительную роль во всей борьбе за Русскую армию.
Нетрудно нарисовать ту обстановку, в которую попал 1-й армейский корпус. Полуразрушенный город, в шести километрах от него долина, в которой разбросаны холодные палатки. Почти не прекращающийся осенний дождь, голодный паек и – что всего ужаснее – полная неосведомленность о том, что совершается в мире, и полная неопределенность в основном вопросе: армия это или беженцы.
Генерал Кутепов сразу оценил положение и сразу принял суровые воинские меры. 27 ноября (то есть через 5 дней после прибытия первого парохода) приказом по армейскому корпусу он потребовал от его чинов выполнения всех требований дисциплинарного устава, и приказ этот стал проводиться им с неуклонной последовательностью. От людей почти опустившихся требовалась выправка и правильное отдание чести, требовалась строго форменная одежда и опрятный вид. Генерал появлялся всюду. То он следил за выгрузкой продуктов, которые подвозились к маленькой турецкой гавани, вроде бассейна, на турецких фелюгах; то он неожиданно появлялся в интендантских складах; то он также неожиданно проходил по «толкучке» – небольшому рынку, где не имевшие денег офицеры и солдаты (а такими были все) продавали – или, по-военному, «загоняли» свои последние вещи. Всюду, где появлялся генерал Кутепов, подтягивались и приобретали более бодрый вид, и, смотря на команду, работавшую по выгрузке продуктов или по приведению города в санитарное состояние, он видел в них не беженцев, не рабочих, но прежде всего солдат.
Необходимо отметить, что суровые меры, принимаемые генералом Кутеповым, встречали глубоко скрытое, молчаливое, но несомненное неодобрение. Его боялись и трепетали. В глазах многих солдат (и офицеров) он представлялся жестоким, даже ненужно жестоким, тогда, когда люди не имели крова, мокли под дождем, съедались паразитами… Но командир корпуса, рискуя стать совершенно непопулярным, упорно и упрямо вел свою линию. Твердая воля генерала Кутепова сломила эти препятствия.
Кое-как устроились в полуразрушенных домах, в промокших палатках; кое-как налаживалась санитарная помощь. К генералу Кутепову уже стали привыкать, как привыкают ко всякому неизбежному злу. Это было тем более возможно, что над всем этим стояло другое, более сильное зло: полная неизвестность в будущем и кажущаяся бесцельность пребывания на пустынном Галлиполи.
Три недели спустя после приезда, когда войска уже приняли более или менее приличный вид, Галлиполи посетил член Константинопольского Политического Объединения («Цок’а»), князь Павел Долгоруков – это был первый приезд в армию представителя русской общественности. В результате этого визита князь П. Долгоруков представил в Комитет Политического Объединения обширный доклад, выдержки из которого мы приводим здесь полностью. Доклад этот чрезвычайно верно и точно описывает всю обстановку, схваченную им на месте, и представляет значительный интерес, как первый доклад, идущий вразрез со слагавшимся тогда уже мнением русской эмиграции о ненужности армии, которая трактовалась только скоплением беженцев.
Описав внешние условия существования Русской армии, князь Долгоруков говорит: «Это военный лагерь, а не лагерь беженцев. При благоприятных условиях – это кадр будущей военной мощи. Но, присмотревшись ближе и поговорив, – очевидно, что при теперешних условиях армия висит на волоске и может легко превратиться в беженцев, в банды, распылиться».
Описывая моральное состояние корпуса в это время, князь Долгоруков говорит: «Теперь почти поголовное стремление покинуть Галлиполи, попасть в Константинополь, в Германию, где бы то ни было устроиться. Таких, мне кажется, большинство. Это первая категория. К ним примыкает большая часть офицеров, в том числе и энергичные, доблестные, сражавшиеся и три, и шесть лет, есть и георгиевские кавалеры. Они наиболее потрясены катастрофой, думают, что тут военное дело кончено (как я наблюдал и после Новороссийской катастрофы), ищут личного выхода из положения. Вторая категория – солдаты, менее реагирующие на моральные переживания и материальные лишения, и более инертные офицеры, менее стремящиеся уйти от хотя и плохого, но своего быта, и от казенного, хотя и скудного, пайка. Третья, наконец, категория – несомненное меньшинство – сознательная, наиболее твердая, мужественная и закаленная часть офицеров (отчасти и солдат), которые понимают положение, необходимость еще терпеть и не сдаваться и которые готовы еще и впредь перетерпеть, лишь бы сохранить военную силу до желанного момента, когда можно будет эту силу применить».