Выбрать главу

Миролюбов считал, что это сказание относится ко времени великого переселения народов, то есть к первым векам нашей эры. Интересен обряд отрезания половины бороды — воевать следовало долго, до той поры, пока не отрастет вторая половина бороды. Имена врагов, о которых идет здесь речь, можно лишь предположить: Скумирь — скифы, Гадячина — готы и Кельчина — кельты? Все они шли через русские земли с востока на запад — «до заходу солнца». Кто-то прошел с боями, а кто-то, понеся потери, повернул обратно. И дело не в бедности наших предков — они отстояли свою землю, сражаясь одни чуть ли не с целым миром. Конечно, трехлетняя война на все стороны не могла пройти даром: погиб царь Горей, да и его подданных осталось трохи (то есть мало).

Это было лихое время, когда безраздельно властвовала Мара — богиня смерти, голода, мора.

Затем наступили времена «при царе Горохе» — мирная жизнь, когда родились дети и подросли, и снова Русь стала могучей. Что ж, в таком случае Горох вовсе не комический персонаж, а один из великих правителей нашего народа; один из немногих, чьи имена сохранились в его памяти.

Сказка о царе Горохе

Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь.

Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица, а царевна-краса называлась Василиса, золотая коса; никуда она из терема не ходила, вольным воздухом царевна не дышала. Много было у ней и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят. Стали царевну Василису люди величать Золотая коса, непокрытая краса. Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить.

Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать, чтоб цари и царевичи съезжались-сбирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело. Глядя из окошка косящатого, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять. Попросила ее отпустить в сад — с девицами поиграть.

«Государь-батюшка! — она говорила. — Я еще свету божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела. Дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться». Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек, в молодом уме осторожности не было. Лицо ее было открыто, красота без покрова… Вдруг поднялся сильный вихорь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено. Закрутило, завертело, глядь, подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал ее вихорь!

И унесло Василису, золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое, в область Змея Лютого. Мамки бегут в палаты, плачут, царю в ноги бросаются: «Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе! Не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унес наше солнышко, Василису-красу, золотую косу, и неведомо — куда». Все рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, но и в гневе бедных помиловал.

Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: «Что случилося?» — «Грех надо мною! — сказал им царь. — Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю — куда». Рассказал все, как было. Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали-перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны — нигде не нашли ее. Царь их одарил, каждого из казны наделил. Сели они на коней, он их с честию проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались. Два царевича молодые, братья удалые Василисы, золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей: «Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!» — «Сыновья мои милые, дети родимые, — сказал царь невесело, — куда ж вы поедете?» — «Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят. Авось мы сыщем ее!» Царь их благословил, царица в путь снарядила. Поплакали, расстались.

Едут два царевича, близко ли путь, далеко ли, долго ль в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных: «Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, золотая коса?» И от встречных в ответ им: «Мы ее не знали, где она — не слыхали». Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу. Стоит на дороге предряхлый старик — и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, золотой косе, непокрытой красе? «Эх, дружки! — отвечал старик. — Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Лютый Змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронес мимо города вихорь царевну прекрасную». Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая. Рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, и обе стороны расходятся-сходятся.

На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула — братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их. Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигиваться. Царевна испугалась и братьям говорит: «Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевертывается. Скройтесь, братья!» Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом: «Кто тут живой человек?» — «Мы, Змей Лютый! — не робея, отвечали царевичи. — Из родной земли за сестрой пришли». — «А, это вы, молодцы! — вскрикнул Злой, крыльями хлопая. — Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать. Вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!» И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого, и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мертвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров. Василиса царевна в слезы. Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимает, на свет бы глядеть не хочет. Два дня и три проходит — ей не умирать стать, умереть не решилася — жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою. «Змей Лютый! — сказала она. — Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет?» — «Еще не пора, — молвил Змей, — на роду моем написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки».