Пойди туда — не знаю куда,
принеси то — не знаю что
Именно так — в неведомое — посылал злокозненный правитель героя, дабы тот уж наверняка сгинул в неведомых краях и домой не вернулся. А он не только возвращался живым и невредимым, да и приносил с собой истинную диковинку, для которой и названия не было придумано, — «неведомо что».
Так же и мы отправились в таинственные миры русских сказок и нашли там: в сказке о курочке Рябе — упрощенное изложение мифа о сотворении мира, известное и в древнейших сказаниях других народов; в сказке о золотой рыбке — волшебную посланницу Морской владычицы и узнали об охранительных ритуалах, связанных с узлами и неводом; в сказке о царевне Лебеди — довольно точное описание Матери мира, Лады, которая являлась перед людьми в разных обличьях; кроме того, узнали мы об античных и западноевропейских богах и рыцарях, превращавшихся в нежных лебедей, а также о русских соколах.
Сказки сохранили память о древних предшественниках людей: змеелюдях и драконах, наделенных мудростью.
В сказке о могучем, как бык, богатыре Иване узнали о связи всего сущего, будь то животное или человек.
Нам стало очевидно, что Сивка-бурка — не просто волшебный конь, чей символ — конек — установлен на каждой избе, а магическое животное, уносящее в светлый мир, где обитают наши праведные предки.
Серый Волк, оказалось, не грабитель, а бог-оборотень, помогающий незадачливому царевичу в самых сложных ситуациях и даже возвращающий его к жизни.
Баба Яга — не просто злая колдунья, а богиня, стоящая на грани двух миров, нашего и потустороннего.
Кощей — не просто ходячий скелет, а запечатленная память о губительной стуже, изгнавшей наших предков с их прародины.
Не все так просто и с Дедами Морозами, которых оказалось два — добрый и злой, ледяной и снежный, убийственный и бодрящий.
Ну и, казалось бы, общеизвестная небылица про «царя Гороха» обернулась повествованием об одном из древнейших властителей, правившем в горестные времена.
В уже пересказанных в этой книге русских мифах мы поведали о давней вере и отчасти об истории нашего народа. Эта вера сохранилась не только в сказках и легендах, но и в праздниках, обычаях, в песнях, именах небожителей. Сохранилась не в изначальном виде, а смешавшись с православием. Автору этой книги старушка Алена в Полесье объясняла, что орешник — святое дерево: под ним Дева Мария с Младенцем пряталась, когда от врагов убегала. Поэтому Перун в орешник ударить уже не может.
На Русском Севере, в белорусском и украинском Полесье в каждом доме стоит икона, но там же «водят громовую стрелку» — совершают древний обряд в честь Перуна; наливают молока в блюдце — для домового; на православной праздник Святой Троицы обряжают девушку русалкой и с песнями выдворяют ее из села; на Масленицу сжигают чучело Марены, а потом строго соблюдают православный пост.
Так что вопрос с выбором веры давно уже решен нашим народом: мы — синкретичны, двуверны. Ничего с этим поделать нельзя, да и не нужно. Невозможно людей насильно вернуть к позабытой дохристианской вере, не получается и окончательно христианизировать русский народ, лишить его древних корней. Наша вера в том и состоит, чтобы, помня о своем прошлом, верить в Спасителя. И то, и другое — вера в Бога, плохо лишь безверие. Да и невозможно не верить вообще ни во что. Кстати, советский атеизм не был таковым, он лишь отрицал веру в Бога, был безбожием, но заменял традиционную веру иной, в зыбкую химеру «светлого будущего». Что ж, «каждому по вере его». Слава Богу, что все это уже позади.
Сейчас после многочисленных и кардинальных перемен уже трудно по крупицам собрать то немногое, что чудом все же сохранилось, дожило до наших дней. К этому чуду, безусловно, относятся и русские сказки, которые многие продолжают упорно считать чем-то несерьезным, пустыми бреднями, болтовней потехи ради. Мы по мере сил постарались показать, что русские сказки — это и есть наша мифология, уникальная и выжившая действительно лишь чудом. Ну в самом-то деле, представьте себе, что современная шведская бабушка рассказывает на ночь внукам сказку об одноглазом Одине! Трудно даже представить подобное. А у нас — сколько угодно! Даже праздники у нас сохранились с древнейших времен: Новый год, Масленица, Красная горка…
Сейчас проснулся интерес к истокам нашей культуры и многие авторы в нетерпении стараются возродить древние обычаи. Там, где не хватает знаний, идет в ход воображение, ведь так соблазнительно самому стать мифотворцем! Но соврать, тем более в столь святом деле, не получается — искусственные построения не приживаются, остаются на уровне сказочной фантастики: занятно, но — не родное, придуманное.
Предпринимаются, как ни странно, и тщетные попытки выстроить наши мифы по ранжиру, на манер римского пантеона. Так, например, в недавно вышедшей книге «Слово на карте» (книги, отметим, во многих отношениях весьма интересной и достойной внимания) ее автор Э. М. Мурзаев, вдаваясь в область мифологии, пишет: «Перун — главный бог у славян дохристианского времени. Он громовержец, покровитель воинов».
Ну не было у нас царя богов, грозного громовержца подобного Зевсу, Юпитеру или Одину! Второстепенный бог грома лишь искусственно был возвеличен варягами, прибывшими из Скандинавии и решившими в Новгороде, а затем и в Киеве создать некий славянский вариант собрания варяжских богов. Здесь же исток легенды о боге воинов, то есть — дружинников великого князя. Возможно, варяжские наемники действительно видели в деревянном идоле Перуна воплощение Одина, да только ничего из этого не вышло. Во-первых, люди сторонились «кучки богов», установленной в княжеском Детинце (куда охотнее они посещали храмы Лады и того же Перуна в нижней части города, на Подоле). Во-вторых, сами варяги активно крестились, благо в Киеве в то время уже было несколько греческих церквей, построенных при старшем брате Владимира, великом князе Ярополке Святославиче. В-третьих, сам Владимир начал «подыскивать» для многонациональной державы новую веру — и к хазарам, исповедующим иудаизм, посылал своих людей, и к немцам, и к византийцам. Зачем посылал — непонятно, ведь в Киеве уже были греческие церкви. В-четвертых, по его же приказу «княжеского бога» Перуна свергли и протащили с позором по Андреевскому спуску, чтобы бросить в Днепр. Странным образом проделали всю эту операцию сами дружинники, а горевали о Перуне вовсе не воины, а ремесленники и хлебопашцы. Они бежали вдоль берега, как о том говорится в «Повести временных лет», и взвывали к плывущей статуе Перуна: «Выдыбай (то есть выплывай), Боже!»
Словом, никак не мог быть Перун главным богом славян и уж тем более покровителем воинов. Он был одним из многих проявлений, частью высшего бога — Вышня.
Конечно, можно всего этого не знать. Но зачем тогда фантазировать на неведомую тему?
С другой стороны, автора книги можно понять. Как быть в ситуации, когда вернуть к жизни утраченную культуру необходимо, но… ничего ведь не сохранилось?
Сохранилось! И чрезвычайно много. И в самых простых вещах. Большой знаток народной культуры Ю. П. Миролюбов записал, как готовит пироги деревенская старушка и что она при этом приговаривает: «Прабка Варвара приготовляла всхожалое сдобное тесто, достаточно сладкое при этом. Из него она выкладывала дно для пирога на большом железном листе. Дно смазывала маслом и посыпала сухариками. На выложенном «поде» пирога прабка клала яблоки, вишни, абрикосы или сливы, вообще фрукты или же варенье. В середине круга она клала кружок теста поверх варенья, и от него к краям круга раскладывала «лучи» теста. Она же требовала, чтобы средний кружок имел глаза, нос, рот, а лучи были бы волнистыми: «Солнечко движется и весело смеется людям!» — объясняла она. Таким образом, уже понятно, что пирог — «круглик» был изображеньем солнца. Всякий раз прабка очень волновалась, чтоб все было как надо. Сахара, масла, сметаны, яиц не жалела. Она же требовала, чтобы все лучи на круглике были волнистыми, чтоб «дрожали». Круглик на Яр илу был пышным, высоким, а на Ивана Купалу это было целое произведение искусства: делали его на меду, с тертыми орехами, все с необычайной тщательностью, и был он такой величины, что из крестьянской хлебной печи приходилось его вынимать боком. Прямо вынуть нельзя было. На белую скатерть прабка клала сначала зеленые ветки, а затем на них выкладывала «круглик». Кругом ставили три зажженных свечи, в честь Троицы. Если случайно был постный день, тогда начищали сколько надо тыквенного семени, толкли его, и тесто замешивали на нем. Масло в таком случае брали миндальное. В тесто подсыпали толченых орехов, меда или сахару. Вообще вкус этого пирога был прямо чудесный. На Коляду (на Рождество) готовили творожный пирог, по вкусу сходный с сырной пасхой. Начиная приготовлять тесто, прабка молилась, потом обращалась к Огнику: «Огниче наш, братом нашему Квастиру будь, тесто поднять не забудь, гори ясно, чтоб в печи не гасло, а мы тебе пироги покажем!» А потом: «Агуня наш! Слава тебе вовеки! Хай тебе Дуб помогает!» Из этого видно, что огонь она почитала по-старинному как божество. В огонь плевать нельзя было. «Огник рассердится!» Мне, шестилетнему мальчугану, было приказано строго-настрого уважать «дедовщину», а последняя обозначала: уважение Огня, Воды, Хлеба, Снопа, Тучи, Грома, Блискавицы (Молнии), Земли, Леса, Поля, Колодца или Криницы и многих других вещей. Соблюдение обрядов (треб) и обычаев было одним из важнейших условий. Так, надо было «ставить страву» Роду-Рожаницу, Коляде, Купале, Яру, Овсеню, Домовикам. Надо было уважать Зиму-Матушку, праздновать «Масляну», Ярилу, Купалу, Ладо, Дажьба, Велеса и так далее».