Конечно, в городах теперь не пекут уже культовых пирогов, заменяя их пиццей, да и от природы люди отгородились не только мощными каменными постройками, но технологическими заслонами (искусственным воздухом, отфильтрованной водой), но все равно поминают Ладу, говоря «ладно», и радуются, когда дела идут «на лад». Ведь другого идеального мироустройства, кроме Лада, мы и помыслить не можем.
Словом, пока что нам, чтобы оставаться самими собой, не нужно ходить за тридевять земель и искать «то, не знаю что». Сокровенное — рядом, стоит лишь протянуть руку и взять его, рассмотреть, понять.
Ну, а мы в дальнейших главах книги постараемся все же восстановить память о наших забытых богах.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДУХИ ПРИРОДЫ
Доля
О Доле узнать можно многое. Первое, что следует сказать, — она не укладывается в понятие судьбы и предопределенного будущего. А. А. Потебня писал: «Доля, то же, что часть… Само по себе слово доля не указывает ни на добро, ни на зло». Действительно, это часть удачи, данная человеку от рождения, о которой сложено множество пословиц: «Где нет доли, тут и счастье не велико», «Слава Богу, не без доли: хлеба нету, так дети есть», «Воля, неволя — такая наша доля», «Наша доля — Божья воля», «Всякую долю Бог посылает», «Хорошо тому жить, чья доля не спит».
Ю. П. Миролюбов подчеркивал, что русское принятие уготованной судьбы вовсе не означало жизненного безволия и беспрекословного подчинения воле рока: «Вера в судьбу сама по себе еще не означает фатализма. Последнее начинается там, где человек скрещивает руки, говоря:» от судьбы не уйдешь!», или где он отказывается от борьбы, потому что «судьба против!» Однако наши крестьяне верили в судьбу без фатализма, но и не впадая в отчаянье в случае неуспеха, а лишь говоря: «Такая, значит, судьба!» Они, таким образом, принимали неуспех. Жизнь вообще состоит из ряда успехов и неуспехов. Наука жить и заключается в том, чтоб уметь принять неизбежное… Верующий в судьбу русский человек отказывается не от борьбы, а от ненужного настаивания на своем, от лишних усилий, ни к чему не ведущих. Это — другое дело. И такую веру в судьбу нам приходилось наблюдать. Люди смиренно скрещивали руки, потому что «ничего не поделаешь!» — жена умерла, ребенок скончался, корова погибла, град выбил посевы. Да и что можно в таких случаях сделать? Старая мудрость: что бы ни случилось, надо делать все дела, какие требует жизнь, — вполне была в употреблении. Хозяйки шли доить коров, кормить кур и скотину, и если не могли сами, в случае смерти родителей, например, то звали кого-либо «обряжать покойника», а сами хлопотали по дому. Погоревший крестьянин немедленно обращался к соседям, которые давали, что имели, и сразу же на расчищенном от пожара месте возникали новые стены дома. Несчастье русский человек принимал с огромным терпением, а русская женщина в этом терпении превосходит все, что известно в мире».
Русский филолог и искусствовед Федор Иванович Буслаев считал, что в древности люди представляли Горе-Злосчастье (Недолю) в виде реального человека. «Наши предки, — писал он, — слушая о нем повесть, могли представлять себе этого демона как существо осязательное. Может быть, они верили в какого-то злого духа, который принял на себя образ и имя Горя-Злосчастия».
Действительно, в русской «Повести о Горе и Злосчастии» XVII века Горе — реальная личность, которая заманивает человека в кабак, заставляет его пропить все и напивается вместе с ним так, что у обоих поутру болит голова с похмелья. Мужик избавляется от Недоли, заваливая его камнем.
Но это поздний, литературный образ, искажение изначального, несравненно более древнего, понятия Доли, которая сама не делает того, на что подталкивает своего подопечного, да и избавиться от нее невозможно. Зачастую смерть Доли означала и немедленную смерть самого человека.
У чехов и словаков есть об этом сказка, где Доля принимает вид ужа. «Мать каждый день давала девочке на завтрак жидкую молочную кашу. Девочка обыкновенно выходила со своею мисочкою за порог и в другом месте не хотела есть. Раз отец заметил, что из-под порога выползает белый уж и ест вместе с девочкою, и слышал, как дитя ему сказало: «Ешь же и кашу, а не одно молоко». На другой день отец подстерег и убил ужа, но вместе с ужом умерла и девочка».
Примерно то же рассказывают и чехи. «Бывает, — говорят они, — и такой уж, что обовьется около ноги коровы и сосет ее молоко. Эта корова, несмотря ни на какие побои, не дает себя доить дома. В одном месте на реке Ваге у хозяина была корова, которую сосал уж. Хозяин об этом не знал. Думая, что она с норовом, он продал ее в другое село за Ваг. Когда пришла пора кормить ужа, корова убежала с пастбища, переплыла Ваг и стала ждать ужа на прежнем месте в лесу. Новый хозяин, который шел вслед за нею, увидев, что к ней ползет белый толстый уж, убил его. Тут же издохла и корова».
Вы можете возразить, что девочка и корова далеко не одно и то же. Доля бывает у людей, а у животных ее нет… Но в древние времена наши предки верили, что животное так же имеет своего духа-хранителя, как и человек. Вся славянская мифология стоит на том, что между человеком и животным существует только внешнее различие образа, тела, которое сбрасывается, как платье. Как однородны духи-хранители человека и животных, так однородны и душа человеческая и животная.
Более того, у людей были двойники в виде растений. В чешской сказке, записанной писательницей Боженой Немцовой, рассказывается о вдове, у которой была красавица дочь, а перед окном ее избы росла ветвистая верба, заслоняющая свет. Жизнь дочери была связана с вербой: во сне ей чудилось, что эта верба — прекрасная женщина, царица и она манит ее в свое царство. Девушка вышла замуж. Муж узнал о снах жены и встревожился. Он решил, что, срубив вербу, уничтожит и причину сновидений. Но как только он это сделал, его жена умерла.
Схожая легенда запечатлена украинской поэтессой Лесей Украинкой в «Лесной песне».