«Мужик уронил топор в реку; с горя сел на берег и стал плакать.
Водяной услыхал, пожалел мужика, вынес ему из реки золотой топор и говорит: «Твой это топор?» Мужик говорит: «Нет, не мой». Водяной вынес другой — серебряный топор. Мужик опять говорит: «Не мой топор». Тогда водяной вынес настоящий топор. Мужик говорит: «Вот это мой топор». Водяной подарил мужику все три топора за его правду.
Дома мужик показал товарищам топоры и рассказал, что с ним было.
Вот один мужик задумал то же сделать; пошел к реке, нарочно бросил свой топор в воду, сел на берег и заплакал.
Водяной вынес золотой топор и спросил: «Твой это топор?»
Мужик обрадовался и закричал: «Мой, мой!» Водяной не дал ему золотого топора и его собственного назад не отдал — за его неправду».
Тем не менее люди часто старались обворовать «водяного черта». С ловлей рыбы — это понятно. Водяной порой сам ее в неводы загонял, хотя потом об этом очень сожалел. Бывало, что три дня стенал, и вопли его были слышны по всей округе.
Но совсем иное дело — коровы водяного. Считалось, что если ночью увидеть у озера пасущихся буренушек, то следует, не поднимая шума, обойти вокруг них с иконой и водяной отступится от своего стада. А коровы-то у него самые обычные, они ведь и людям молоко давали. Да только совершить эту экспедицию немногие решались: бывало, что хозяин коров ловил вора и утаскивал его с собой под воду. А там — по обстоятельствам. Если утопленник понравится водяному, то он мог его сделать своим наследником: после смерти старика тот становился новым хозяином водоема.
Но водяной не всех утаскивал в свои владения, только тех, кому это на роду было написано. Бывало, что и отваживал дураков, желавших утопиться, — выглянет, да как гаркнет: «Судьба есть, а головы нет!» Человек еще не понял, что эти слова означают, а уже испугался зеленого деда, наутек бросился. Известны также случаи, когда водяной спасал людей: узнает, что такому-то утопленнику еще не срок умирать, да и вытолкнет его на берег. Тот отлежится; воду, которой наглотался, выплюнет; домой поплетется.
Водяные оказывают покровительство не только рыбакам, но еще владельцам водяных мельниц и пчеловодам.
Вообще, мельников крестьяне побаивались — были уверены, что те знаются с нечистой силой. Если мельница стоит у воды, то не иначе, что мельник подружился с водяным. Да и как не подружиться? Не станешь дружбу водить с водяником, не будешь его угощать, так он враз мельницу затопит, сломает. Поэтому в Новгородской губернии под водяное колесо бросали мыло, шило (отсюда и поговорка о том, чтобы сменять шило на мыло), голову петуха. Мельники жертвовали водяному муку, хлеб, водку, лошадиные черепа; зарывали под дверь мельницы черного петуха и три «двойных» стебля ржи; держали на мельнице животных черной масти и носили при себе шерсть черного козла (считалось, что во.
Но ладно бы — жертвы, а то ведь мельник мог со своим дружком особый договор заключить: по поверьям, чтобы мельница стояла благополучно, водяному было необходимо пообещать и отдать одного или нескольких человек, например, из прохожих, которых мельник, в представлении крестьян, хитростью заманивал к омуту и сталкивал в воду. Крестьяне верили, что заключивший договор с водяным мельник на сорок дней после своей смерти становится бродячим покойником и кровососущим упырем.
Верили также в то, что в давние времена первые пчелы «отроились» некогда от лошади, которую заездил и бросил в болоте водяной дед. Если, скажем, пчеловод пожелает иметь побольше меда, то он в день Зосимы и Савватия, соловецких чудотворцев (30 апреля), вынимает из улья соты, в двенадцать часов ночи отправляется к мельнице, погружает их в воду и произносит заклятия. А сделав это, он должен как можно быстрее уйти с этого места и вернуться на свою пасеку. Если он оглянется и заметит бродячего покойника, то все его заклинания окажутся напрасными. Ну а если все пройдет как надо, то в ульях будет много меда, который в народе называли «наговорным».
Водяные чаще всего избирали местом для жилья тихие омуты. Но любили они и повеселиться. Архангельские мужики из деревни Заватья рассказывали, как они ежедневно, в продолжение двух недель, были свидетелями игры водяного. Смотрят на реку — тихо, но вдруг вода заклубится, запенится, и из нее выскочит что-то такое, что нельзя назвать ни человеком, ни рыбой. Чудо скроется, и опять все тихо, а в пол версте (около полукилометра) от того места клубится и пенится вода и выскакивает опять то же чудо.
А если водяной выдает замуж дочь, то тут уж только держись! Ни одна водяная свадьба не обходится без стихийных бедствий. Наводнения при этом сами собой разумеются, но ведь еще и новые реки появляются, озера исчезают…
Самому водяному вовсе не обязательно жениться на водянице или русалке, он мог сделать своей избранницей и обыкновенную девушку. У вятичей есть легенда о том, как одна девица долго не могла выйти замуж. Ее раздосадованная мать в сердцах сказала: «Хоть бы водяной на тебе женился!» А он — тут как тут! Приехал под видом зажиточного мужика, сосватал дочь и увез ее в свои подводные владения. Там они жили какое-то время, а потом водяница умерла во время родов.
А бывало и так, что девушки возвращались от водяного.
Вот какая об этом сложена сказка:
«Около Сандал-озера жил бессчастный старик со старухой и сыном. И не было им ни в чем удачи. Пришла пора женить сына: работницу во двор взять, но никто из соседей не хочет отдать девку в дом бессчастного крестьянина: всякому своего детища жаль. Вот один раз и говорит старик старухе: «Пойду-ка я искать невесту для сына». — «А у кого ж ты будешь свататься?» — «Да хоть у водяника».
Пошел он из дому; а от озера вышел к нему дюжий молодец и говорит: «Ты у нас свататься задумал: невеста твоему сыну готова хорошая, приданое есть исправное, только ты не мешкаючи приезжай за ней». Пошел с ним старик по берегу, и объявилась от берега дорога прямоезжая, где и век ее не было. Шли они, шли, пришли к хрустальным хоромам и взошли в пребогатую палату. Вышел к ним старший водяник и девку с собой вывел: хорошая такая девушка, в богатом снаряде, в золотых монистах (бусы из золотых монет), в жемчужной поднизи (жемчужная сетка на женском головном уборе). Ударили сваты по рукам, и отправился старик домой.
Взял с собой сына, дружку, как следует, и поехали благословляться к попу. Поп и спрашивает: «А у кого берете девку?» — «У водяника берем». Попу, выходит, тут делать нечего. На выезде из деревни подошла к поезжанам соседка и говорит: «Возьмите-тко и меня с собой: я вам свадьбу устрою, как надо лучше». И взяли ее с собой, приехали к хрустальным палатам и стали справлять свадьбу. Вот вывели невесту под фатой, а соседка шепчет старику: «Смотри, дедушка, обманывают: это не настоящая невеста». Вывели было другую девку, соседка опять предупреждает старика, что и на этот раз водяники его обманывают. Видят они, делать им нечего, и дали настоящую невесту. Стали давать приданого: злата и серебра, парчи и всякого имения. А соседка говорит старику: «Проси-ка ты у свата саней с персидским ковром, проси рыженьких лошадок да бери синий кафтан с золотыми пуговицами, еще шапочку соболью и перстень с самоцветным яхонтом». Стал было водяник на просьбу старика отнекиваться, да видит: соседка все знает, и дал санки и прочее добро.
Воротился старик со своими домой. Сноха у него вышла смирная и работящая. Месяца два спустя после свадьбы говорит она свекру: «Запряги, батюшка, рыженьких лошадушек в сани с персидским ковром, надень соболью шапочку и синий кафтан, бери перстень с самоцветным яхонтом и поезжай в Новгород. Есть там купец, сорок у него лавок и сорок домов, просись к нему ночевать». Старик послушался снохи, оделся, снарядился и поехал в Новгород. Разыскал он уже ночью дом богатого купца и стал проситься к нему переночевать. Долго не пускали, и выглянула в окошко купчиха и говорит мужу: «Что за чудо, санки-то наши у ворот стоят, и лошади-то наши; поди, отопри поскорее ворота». Пустили старика в дом, купчиха так и закричала мужу: «Кафтан на чужанине твой, и шапка твоя, и перстень на руке у него твой». Стал тогда купец старика расспрашивать: «Как к тебе мое добро попало? У меня, — говорит, — по грехам моим, назад тому пятнадцать лет, пропала дочка двухлетняя и это добро; искал я его и дочку пятнадцать лет, не мог сыскать». А старик ответил: «С дочкой пропало, с дочкой и найдешь. Есть у меня сноха: на правой щеке у ней три родимых пятнышка, три вишенки». — «Это и есть, — говорят купец и купчиха, — наша дочка». Съехали они тут к старикам и стали вместе жить да быть. И теперь еще их внуки живут в Кижах».