Шуты и шутовки
Сейчас слово «шут» для нас синоним «клоуна». Даже у Даля это: «колкий насмешник, резкий и дерзкий остряк; балагур». Между тем во многих районах России шут — это из названий черта. Именно его имели в виду, когда говорили «шут его знает». Тогда шутовка или шутиха — это чертовка? Нет. Шутовки — сродни русалкам, во всяком случае, они на них внешне очень похожи: нагими выходят из воды на берег; здесь прогуливаются, разговаривают между собой, смеются, шутят. Любят париться в банях, где «ржут и шутят». А разница в том, что русалки — утопленницы, а шутовки — девушки, проклятые своими родителями. Покойницу-утопленницу уже не оживить, а проклятую шутовку можно отмолить и вернуть ее к людям.
Под водой они стряпают, едят, прядут, шьют, одним словом, делают все, как и у людей. По ночам ходят по деревням и заходят в те избы, где за стол садятся не молясь, бросают на стол куски, смеются за едой. Там они забирают всякую еду к себе, воют по избам в свой час, уводят проклятых детей и больших, которые им поддадутся.
Раньше на Урале рассказывали о том, как с помощью священника превратили проклятую шутовку в обычную девушку. Заманили ее в дом, а следом зашел священник с крестом в руке. Она тут же превратилась в жука и закружилась по горнице. Подлетит к двери, а там священник с крестом, метнется к окну, а они обрызганы святой водой — нет ей выхода. А священник с причтом возглашают молитвы, поют ангельские песни, читают Евангелие, кадят кадилами, кропят святой водой, одно слово, вздохнуть не дают шутовке! Вилась, вилась она по горнице, стукалась, стукалась о косяки да стены, напоследок измучилась, из сил выбилась и рухнула на пол, даже стены задрожали. Это, значит, нечистая сила вышла из нее и ушла сквозь землю. В эту самую минуту пропели петухи, и на месте жука очутилась на полу девушка в красном штофном сарафане.
Поверья о полудницах
Существовала пословица: «Полудница во ржи, покажи рубежи, куда хошь побежи!» Голубой цветок василька в Сургутском крае называли «полудницыным глазом». Полудницей называли ряженую в шубу навыворот неопрятную, растрепанную, много спящую женщину.
Полудницей называли также бессонницу, от которой был такой заговор: «Матушка заря-заряница, заря красная девица, сними с раба Божьего (здесь нужно было произнести имя больного) полуденницу, и сними с него бессонницу, дай ему сонницу, сними с него уроки, сними дикий рев, страх и переполох — во веки веков. Аминь».
Полевики и «степняки»
Ничего в природе не оставалось без хозяина. Если за водными богатствами приглядывали водяной и русалки, то в поле полноправными хозяевами были дедушка-полёвушко и полевая матушка. В том, что полевой не страхолюдная нечисть, а рассудительный и рачительный хозяин, у крестьян сомнения не было. На Новгородчине говаривали: «Когда корову выпускаешь, так с добрым словом надо: «Полевой батюшко, полевая матушка с полевым малым детушком, примите скотинушку, напоите, накормите».
А вот о том, каковы из себя полевики, межевики и луговики, единого мнения не было, словно речь идет о целом народе, где есть здоровенные мужики, белоголовые старцы, карлики, женщины и проказливые детишки. Кто-то видел полевика черным и голым, с разноцветными глазами (если разглядел цвет глаз, то не иначе как нос к носу с ним столкнулся), а вместо волос у него — пучки травы. Другой крестьянин углядел в поле старца в белом, который вызывал ветер. Третий клялся, что полевик похож на черта с рожками, будто бы шерсть у него огненно-рыжая, а хвостом с кисточкой на конце он заметает за собой следы, несется же точно вихрь (наверное, не так уж быстро несся, если позволил рассмотреть и рожки у себя на голове, и хвост с кисточкой). Четвертый крестьянин во время сенокоса прилег отдохнуть на межу — о том, что из этого вышло, рассказывается в быличке, записанной от тульских крестьян: «Никогда нельзя спать на межах, сейчас переедет полевик, так что и не встанешь. Один мужик лег таким образом на межу, да, к счастью, не мог заснуть и лежал не спавши. Вдруг слышит конский топот, а на него несется верхом здоровенный малый на сером коне, лишь только руками размахивает. Едва мужик успел увернуться с межи от него, а он шибко проскакал мимо и только вскричал: «Хорошо, что успел соскочить, а то навеки бы тут и остался».
Межевой — дух, обитающий на границе поля, на меже. Межа — это и «надел», «граница», и «период времени меж чем-то и чем-то», «рубеж, стык, раздел», поэтому многие из вышеперечисленных существ — хранители не только границ, но и времени. В современных новгородских былинках говорится: «Раньше строились, женились, делились — межи были такие, и нельзя строиться на этой межине… Ни за что скот не будет жить: межевой не дает, сильно животных мучает. Так вот у одних хозяев скот не ладил во дворе, а потом вспомнилось, что двор построен на межине. Надо, чтобы скот мирно ходил, надо межевого уговаривать или к колдунам. Межевой, он за межи спорится. А полевой — тот уж всему полю хозяин».
К межевым и удельницам, духам в облике женщины, имеет отношение также Чур — покровитель рода и, возможно, ее основатель, первопредок, пращур, прадед. Его символическая и нарочито небрежно вырезанная статуя — чурбан отмечала границы владений семьи. Его имя как заклинание часто употребляется и ныне, когда говорят: «Чур мое!», «Чур пополам!»
Удельницы показываются у лесных ручьев и могут появиться в зреющем поле; они способны обернуться сорокой. В районе Космозера в Олонецком крае существовал ручей, именуемый Букин порог, откуда «от древности выходили удельницы и показывались людям». Удельница особенно опасна ночью, а также одну минуту в полдень и на закате. Обитающей в лесу удельницей пугали детей.
Вяшки и вяшата — самые малые из духов растительности. Их очень много, и они величиной с воробья, а то и меньше жучка, с пчелу или с муху величиной. Они добрые и если шалят, то без всякого зла. А есть еще и вяшата — совсем мелочь, а иных и глазом не увидишь. Одни живут в соломе — «соломинки считают», другие по стеблю пшеницы карабкаются, как по дереву, чтоб посмотреть, наливается ли колос и не залезла ли туда какая нечисть. Есть вяшата, кому листва поручена, цветы, ягоды, чтобы не пропали. Все эти мелкие духи, подчиненные полевому, садовому, огородичу, зерничу, кореничу. Скажет коренич, чтоб посмотрели, как корешки растут, а вяшата проделают дырочку в земле и каждый корешок осмотрят, почистят, чтоб не зацвел плесенью. Другие вяшата в цветах сидят, с пчелами дерутся за мед. Они и сами очень любят мед и не хотят им делиться с пчелами. Некоторые из них цветочную пыльцу собирают. Прозевают вяшки с вяшатами, и весь урожай пропасть может. Потому-то крестьяне, зная про вяшков, никогда их не ругали и лишь укоризненно качали головой: «Ишь вяшки недосмотрели!» Последний укор был хуже битья. Добрые по натуре, они мучаются, если не досмотрели чего-то. И уж после можно быть уверенным, что положение исправится.
Про полевиков говорили: «Всяким может показаться: и молоденьким, и старым, даже знакомым человеком». Но полевик также способен вдруг вырастать или сильно уменьшаться. На Смоленщине рассказывали: «В поле идет он — с тычинкой равен, под межой хоронится, а в лес идет — с сосенкою равен». Полевику-межевику на Орловщине оставляли в ночь под Духов день приношения в поле, у рвов: клали пару яиц и обязательно краденого, безголосого петуха: иначе «полевик истребит весь скот».
Но если к нему по-хорошему, то и он тем же отплатит. Вот как это было с одной женщиной: «Один раз я на дворе обряжалася, и убежал боров. И потеряли его, не могут найти. Я спросила у бабки, а она говорит, иди возьми хлеб, три копейки, встань на дороге, по которой он бежал, и скажи: «Хозяин полевой, я тебя хлебцем и золотой казной, а ты пригони мне борова домой», — и кинь (хлеб и деньги) через правое плечо. Сделала, вечером гляжу, боров-то пришел. Его полевой пригнал».