О полевой хозяйке рассказывают реже. На Смоленщине говорили, что полевица выглядит как обычная женщина — «простоволосая, беленькая». Полевица указывает крестьянкам, где найти потерявшихся телят, и просит передать домахе (жене домового) весть о смерти их подруги, стожихи, которая была хозяйкой стогов.
Ведь духи природы хотя и живут дольше людей, а тоже умирают. Во Владимирской области был такой случай: «Шла баба полем и слышит голос: «Тетка, пожалей меня, я умираю…» — «А кто ты сам-то будешь?» — спросила она. «Это я, полевой. Пойди домой, скажи домовому, что его брат полевой помер…» Испуганная баба, еле переводя дух, прибежала домой и только что начала рассказывать у себя под окном окружающим, как окно вдруг само открылось и оттуда с шумом вылетело что-то страшное. Это, значит, домовой полетел прощаться с полевым».
Между полевиками и домовыми действительно было много общего. Они осознавали свое родство, но жили отдельно, лишь изредка бывая друг у друга в гостях. Да и когда по гостям ходить, когда дел невпроворот! Полевики ведь хранители урожая, берегут его от засухи, вредных жуков и мух. Одни из них — пшеничники, другие — житники, а там еще — ячники, овсяники, травники, бакшевники, придорожники. Каждый из них занят своим делом. Пшеничник смотрит, чтобы скотина пшеницу не затоптала или чтобы дурной человек ночью снопы у хозяина не украл. Много забот пшеничнику. Зато после сбора урожая ему приносили каравай хлеба. Этот пышный каравай клали на перекрестье дорог — считалось, что там сходятся полевики, чтобы поговорить о своих делах. Сюда, на это сборище захаживали и домовые, чтобы посидеть с родственниками и вспомнить былые времена, когда, как считают старики, все было лучше: и люди работящими были, и масло жирнее, и сахар слаще.
Над всеми полевиками был свой старший — полевой. Он был в поле таким же хозяином, как домовой в доме, на дворе, в огороде и саду. Все должны были его слушаться. Полевики владели многими тайнами растительной, птичьей и животной жизни. Их слушались перепела, куропатки, дрофы, стрепеты, зайцы. За это полевики охраняли их жизнь, гнезда и детей. Полевикам были известны все лекарственные травы и корни. Собирающий эти травы должен просить полевиков «навести на них». Кроме полевиков в поле были еще русалки-полевицы: утренница, полудница, вечерница и ночница. Начальствовала над ними весной — Прия, летом — Сенява, осенью — Овсенница, зимой — Студеница.
Когда весной Прия рожает Леля и Лялю, она показывает их отцу Яриле и поручает полевицам и полевикам. Последние ищут фиалки, ирисы, пролески, чтоб украшать ложе Леля и Ляли. Полевицы поют детям песни, ласкают их и плетут венки. Чтоб Лель и Ляля не плакали, они танцуют, еле касаясь земли. Так, во всяком случае, считали крестьяне на юге России, на землях войска Донского.
Иногда полевики — точно так же, как лешие, — любят подшутить над человеком. Могут завести его неведомо куда, а то горящей головешкой кинут. Вот рассказ об одном таком случае: «Я была в гостях, пробыла там целый вечер; часов около двенадцати собралась и поехала домой, мне дали в провожатые работника Егора, ехать нам было верст шесть. Это было зимой, на Святках. Не доезжая до деревни версты полторы, вдруг видим, что недалеко от нас в стороне, в мелком лесочке, разложен огонь и круг этого огня народ — несколько человек. Мы оба смотрим в ту сторону и вдруг видим, что из лесу к нам какой-то шар величиной с голову, и как раз лошадь наша запнулась об этот шар и запуталась. Мы видим, что этот шар рассыпается на огненные искры. Завертки у оглобель саней как не бывало, будто кто нарочно их обрубил. Мы до такой степени оба с работником перепугались, не можем слова выговорить. Кое-как одну завертку кушаком привязали, а другую оглоблю работник держал в руках, пока не доехали до поля. Тут уж кое-как работник привязал и другую завертку, и доехали до Большого Двора, а тут и перекрестились: «Слава тебе, Господи!» — рядом и наш дом. Работнику наказывали только меня проводить да сейчас же вернуться назад, да где тут, мы так испугались, да хоть что дай, так не пошел бы он домой ночью… Вот поутру, идя домой, он зашел и на то место, где мы видели сидящих людей, — нет, никакого следу не оказалось, а на том месте, где споткнулась лошадь, только и остался след. Полагаю, что над нами пошутила нечистая сила — полевики грелись да головней в нас и пустили».
Но если человеку грозит опасность, то тут полевики оставляют свои шутки. Именно о таком случае рассказывал молодой новгородский крестьянин: «Саморощенный клевер скошен был. Мать говорит: «Сходи, сграбь». Я пошел грабить. Вдруг засинело, гром загремел. Полевой хозяин вышел из ржи, говорит: «Уходи домой». А я думаю, нет, я сграблю, немного осталось. Он опять: «Тебе сказано, уходи домой». Я бросил грабли и побежал. Бабкам рассказал, они подумали, что это к беде. А был он как мужчина, только такой седой».
После сбора урожая несколько несжатых колосьев связывали и с поклоном оставляли их полевому хозяину. По таким «несжаткам» могли гадать о судьбе семьи: если по три ростка собираются в четное число, то все останутся дома — никто не умрет, а сына не заберут в армию.
Народные обряды, связанные со снопом, сохранившиеся на юге России, описал Ю. П. Миролюбов: «Начиная жатву обычно с ячменя или жита, юрьевцы зажинали первый сноп и называли его пращуром, ставя в красном углу под иконами. По Спожинах сноп этот относили на чердак, где он и оставался, укрытый вышитой скатеркой, до Рождества. В канун его торжественно вносили в хату, на чистую половину, ставили в углу, под иконами и называли, входя в эту комнату: «Поздоровь, Боже, Пращуре!» В других местах его называли дедом, прадедом… и т. д., но основное его значение деда Вселенной остается везде, если даже это открыто и не говорят. Всякий раз люди подразумевают, что первый сноп — дар Богу или что он — изображение Бога-Отца. В Юрьевке пращур был участником колядок, его носили на вилах от дома к дому и, входя, ребята начинали словами: «Слава Пращуру!» Затем пели колядки. Взрослые же, обмотав колесо соломинами пращура, зажигали и гнали горящее колесо по дорогам, через сугробы, в знак близкой весны и тепла. В начале вешнего сева хозяева брали первый сноп, растирали руками колосья и выпавшее зерно с половой (мякиной) смешивали с зерном для сева. Этим как бы поддерживалась связь одного пращура с другим, идущая с древних веков. На Новый год несли колоски из пращура скотине, курам, животным, чтобы и они попробовали зерна пращура, чтобы хорошо родились, были здравы и благополучны. Хозяева, творя молитву, читая «Отче Наш» добавляли: «Бери семя с Пращура, чтобы не было ящура!» (болезни рогатого скота). Пращур был непременным свидетелем свадьбы, его сажали в красном углу с широкой цветной лентой наискось как «болярина», а посаженные отец с матерью, входя в избу, кланялись иконам, крестились трижды и говорили, обращаясь к снопу: «Буди здрав, пращуре!» Из этого видно, что первый сноп был как бы изображением, иконой Бога, деда Вселенной, Сварога… Из зерна пращура делали снадобье для лечения мокнущего лишая на лице: брали зерно, шли к кузнецу, где тот, разжегши кусок железа, прикладывал его к зерну. Из последнего текла темная, пахнущая горелым, маслянистая дегтеобразная жидкость. Этой жидкостью мазали лишай, и обычно он исчезал. Пращуровым зерном кормили петуха ночью, беря его с насеста и внося в дом под Крещенье, на Рождество. Зерно считали, сколько склюет, по числу судили о «чете» или «нечете», добре и зле».
На севере России полевого часто путали с лешим, а на юге, кроме полевых, знали множество степных духов природы, о которых упоминает Миролюбов: «Травы и кущи — обиталище малых божеств: Травича, Кущича, Стеблича, Листича, Цветича, или Кветича, Коренича, Ягодича и Муравича. Мурава — зелень. Зеленяк, или Зеленчук, — божество зелени вообще… Таинственное божество Зеленчук обитало, по верованию крестьянства, в степи. Было оно с виду вроде мужика, только все зеленое, волосы — зеленый пырей, «меший» (род дикого злака) в бороде, тело листвой, стеблями заткано, а под густым слоем повилики тело как у человека. Только кровь у него тоже зеленая, ане красная, как у людей. Повстречаться с Зеленчуком не страшно, потому что он никому зла не делает. К людям он равнодушен… Мне самому, когда был мальчиком, баба говорила: «Не ходи в терновые заросли, там Зеленчуки бегают!» Однако мальчишки говорили, что Зеленчук или Зеленчуки не страшны. Надо лишь спокойно идти, не поднимая глаз, поближе к селу и смотреть на крест церкви».