Д. К. Зеленин писал, что при строительстве дома колдун подкидывал куклу, иногда очень простую — в виде щепки. В эту-то деревяшку и вселялся дух кикиморы: «У русских жителей Алтая зложелатель, при перестройке дома, вкладывал в паз вместе со мхом куклу, обрубок дерева или даже щепку, и этого было достаточно, чтобы в доме поселилась злая кикимора».
Часто из-за «насаженной», то есть подкинутой недоброжелателями, куклы-кикиморы хозяевам избы чудится то заяц, то собака, то даже бык; раздается свист, плач ребенка. Например: «Напротив нас дом был. Старинная печка там стояла. Вдруг стало из-за печки что-то выскакивать. Как трахнет — старику попало в голову. То из-за печки вдруг заяц выскочит, то щенок. Тогда один богатый дед говорит: «Тут клад есть». Они тогда стали печку рушить. И в той печке кукла оказалась, как живая, смотрит. Привели тогда попа, иконы поставили, давай везде служить. Тогда утка вылезла, закрякала и ушла».
Словом, плохо было жить в одном доме с кикиморой, поэтому ее старались выпроводить подобру-поздорову или припугнуть. 17 марта, вдень Герасима Грачевника, ее увещевали такими словами: «Ах ты гой еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее, не то задерут тебя калеными прутьями, сожгут огнем-полымем и черной смолой зальют». Если же никак от нее избавиться не удавалось, то приходилось праздновать ее день рождения, который приходился на 1 марта, в день Маремьяны-кикиморы.
Матери ночные
Если кикимора постоянно жила в доме, то были и такие женские духи, которые являлись лишь в определенное время суток, как правило, ночью. Приходили и приносили с собой, казалось бы, совершенно беспричинную бессонницу: ну никак не заснуть человеку, а утром он будет совершенно обессиленный, с темными кругами под глазами. Еще хуже было с детьми. Мучимые ночными духами, они плакали, кашляли беспрестанно и никак не могли успокоиться.
Внешность властительниц ночи оставалась неведомой. Однако их, являвшихся непрошеными и невидимыми, сразу чувствовали, говорили: «Чу, ночница прошла» или «Ночью мне поглумило сегодня, полуночь показалась» (ночницу, или полуночницу, называли также глумицей, потому что она по ночам глумится над человеком).
Пожалуй, главной среди ночных духов была Матенка-полуноченка, или Матерь ночная, — она приходила в дом на всю ночь до утренней зари и сама была олицетворением Ночи. При этом Мать ночная — довольно смутный образ. Куда известнее в народе Ночница и Полуночница. Первая из них являлась с вечерней зарей. Это время считалось «переломным» — переход от дня к ночи, — а значит, особо опасным. По этой причине в это же время суток нельзя было спать, а то Ночница набросится и станет мучить. Оборониться от этой напасти можно было, обратившись с просьбой к заре-зарянице: «Заря-заряница, возьми свою ночницу на се время, на сей час, на сию минуту!» Люди думали, что Ночница не приходит сама по себе, а является результатом порчи или сглаза.
В полночь Ночницу сменяла Полуночница. Она безобразничала с этого времени и до утренней зари. Поэтому и защиту от нее следовало искать у утренней зари или ее вестника — петуха. В Олонецкой губернии на рассвете приоткрывали дверь, выносили на свет Божий ребенка, который не мог заснуть всю ночь, и говорили: «Заря-заряница, красная девица, возьми у раба Божьего младенца (тут нужно было назвать имя ребенка) ночную рыкушу и полуночную и денную — унеси за сине море, за высоки горы. За высокими горами змий-жигало пусть сожжет их и опалит. Во веки веков. Аминь».
Заметив, что ребенок просыпается в полночь, говорили: «У него полуночница». Верили, что подошвы у ночных гостий гладкие и блестящие (возможно, оттого, что и сами ночницы усердно щекотали детям пятки).
Одно дело, если ребенок просто не спит, и совсем иное, если криком кричит, надрывается. Если это происходит, то его посетила не простая ночница, а — Крикса, или иначе — Крикса-варакса. Так их именовали в заговоре: «Криксы-вараксы! Идите вы за крутые горы, за темные лесы от младенца!» Вараксать — делать дело кое-как, дурно, без уменья, пакостить.
Туляки говорили: ««На мальчика криксы напали». Им вторили костромичи: «Криксы замаяли парнишонка: не знаю, что и делать», а детей стращали: «Кричать да реветь будешь, так тебя крыкса-то и заберет». В таких случаях пензенцы были убеждены, что «крик живет на детях». В Орловской губернии читали заговоры: «Заря-зарница, красная девица, возьми ты криксу рабе Божьей (такой-то) и денную, и ночную, и полуночную, и полуденную, и глазную; откель ты шла, туды ты и ступай: с лесу шла, на лес ступай, с поля ты шла, в поле ступай, с саду шла, в сад ступай, с лугов ты шла, на луг ты ступай, с моря ты шла, на море ступай, рабе Божьей (такой-то) спокой и смиренство дай».
От криксы спасались так: расстилали на столе, мехом вверх, овчинный тулуп, на него клали навзничь ребенка и суровой ниткой измеряли его рост. Затем выстригали из овчины у ног и у головы ребенка, по клочку шерсти. Потом обматывали шерсть суровой ниткой, шли к речке, становились к ней спиной, бросали сверток с шерстью левой рукой через правое плечо и, плюнув три раза, шли домой, стараясь оставаться незамеченными, а уж если кого-то невзначай встречали, то разговаривать с ними запрещалось, а то крикса услышит и опять к ребенку вернется.
В Вятской губернии новорожденного, когда обмывали в бане, приговаривали: «Спи по дням, расти по часам! То твое дело, твоя работа, кручина и забота. Давай матери спать, давай работать!» В Енисейском округе повитуха при перевязке пуповины схватывала ребенка за носик и потягивала его несколько раз, говоря: «Не будь курнос и спи крепче!» В Терской области при первом купании новорожденного в воду клали маковые головки, «чтобы дитя не было крикливо».
Часто гадали, смотря в воду, чтобы узнать, от чего случилась крикса — от испуга ли, от сглаза ли, от наведенной колдуном порчи или от плохого ветра.
От крикс, так же как и от ночниц, лечили водой. Ворожея брала блюдо с водой, нательный крестик ребенка, два угля и, держа на руках малыша, нашептывала на воду и молилась, ломая угли и опуская их на блюдо с водой. После этого погружала туда крестик и брызгала этой водой на ребенка.
В Енисейском округе при бессоннице детей брызгали водой на лицо ребенка сквозь дверную скобку, давая воде стечь с личика на порог, в уверенности, что бессонница перекинется на того, кто первым переступил порог. В Воронежской губернии крикливых детей носили под колокол, отчего они будто бы успокаивались. Словом, «клин клином вышибали» или в данном случае — «шум — шумом». Там же считалось, что от детской бессонницы помогает умывание водой, оставшейся с вечера после мытья ложек.
Иногда, правда редко, прибегали к окуриванию криксы. Например, в Тульской губернии старухи-знахарки лечили детей от испуга, бессонницы и плача по ночам так: брали ситцевые лоскутки, старые листы из духовных книг, клочок мха из угла избы и все это зажигали в черепке. Над этим чадящим черепком ставили бедного ребенка и держали его до тех пор, пока он не начинал кашлять от удушливого дыма. Лишь после этого его клали в постель. Смысл этого магического действия заключался в поверье, что кашель и крик у ребенка бывает оттого, что мать не перекрестила его постельку и, воспользовавшись этой оплошностью, крикса «надышала» ему в открытый рот. Вот знахарки и старались изгнать окуриванием зловредное дыхание криксы из тела ребенка.
В старину туляки практиковали еще и магический ритуал под названием «относ», суть же его состояла в следующем: при беспокойстве и вздрагивании ребенка во сне знахарки измеряли ниткой из заветного клубочка — объем головки ребенка, длину его носика, щек, живота и других частей тела. Затем эту нитку относили на перекресток или в глухое место и бросали там вместе с мелкой монетой. Как бы платили отступное криксе, получив которое она должна убраться на все четыре стороны.