Как-никак, а иностранные генштабисты все же были господами офицерами, и конфузить так их не следовало. И они никак не могли штатскому человеку-чекисту преподнести такой дар, которым редко удостаиваются даже на войне полководцы. Если не принять во внимание, что этот агент ОГПУ в глазах этих «наивных» людей был членом МОР, т. е. конспиратором и контрреволюционером, то такой громоздкий и богатый подарок явно бы провокационный: уже с границы владельца «сабли, осыпанной камнями» ОГПУ отравило бы к себе на Лубянку. И еще один. «Штаб одной великой державы, получив через «легенду» подложные военные документы, щедро наградил соответствующего агента ГПУ; когда же совершенно случайно тому же штабу предложили настоящие документы по тому же вопросу, они были возвращены с припиской: «Эти документы фальшивые. Настоящие имеем».
Что «документы» получались и за них платили – факт, но приписка штаба, «что документы фальшивые» (такой приписки вообще не могло быть), говорит не только об ошибке офицеров, но она также ясно указывает, что этот штаб допускал возможность снабжения от МОР и фальшивками, т. е., иными словами, у штаба имелись подозрения. А если последние существовали, то вся картина взаимоотношений в корне меняется. Предложение же (вторичное!) военных документов свидетельствует о явной контрреволюции в ОГПУ: «совершенно случайно» таковые не передаются.
Казалось бы, одни эти опперпутовские анекдоты должны были вызвать вопрос: зачем рассказывается во всеуслышание эта юмористика и не скрываются ли за ней более серьезные факты действительности?
Однако мы видим, что господа исследователи все приняли за чистую монету. Чебышев, приведя анекдоты, глубокомысленно замечает: «Гипноз «легенды», как видите, никого не пощадил, «легенды» заколдовали всех», а в другом месте своей обширной «истории» он восклицает: «Находят на людей такие массовые затмения!»
Если еще можно говорить о затмении у некоторых участников провокации из русской эмиграции, то у иностранных штабов никакого гипноза в помине не было, но зато и затмение и гипноз полностью овладели такими «историками», как Чебышев, который не смог разобраться ни в халтуре Агабекова, ни в анекдотах Опперпута, сообщая во всеуслышание безответственные утверждения.
Но сам перебежчик знал о штабах не только анекдоты, он знал вещи посерьезнее: большевистские провокации в больших масштабах, говорил Опперпут, проводятся большевиками по украинской «линии» (эти сведения были и у КО), и не без участия поляков. Ясно, что подобные сведения крайне нежелательны для широкой огласки. Эти данные Опперпута подтверждаются и бывшим министром «западноукраинского правительства» Василием Панейко, который в своей книге (Париж, 1939) прямо говорит, что именно поляки спровоцировали советский процесс «Союза освобождения Украины».
В обширной и многогранной провокационной работе большевиков эмигрантская «акция» была мелкими и ничтожными делами ОГПУ, сводившимся к дискредитированию и разложению русского зарубежья. Этим мы не хотим ни умалить «блестящей» работы чекистов, ни уменьшить тех последствий, которые эта работа имела в сфере русской эмиграции. Грандиознейшие же – действительно международного значения – коммунистические провокации разыгрывались по другим «линиям» и, особенно, по коминтерновской (хотя бы взять дело Алджера Хисса). Последние гл. обр. и служили для осуществления советской внешней политики. И «поучительная» статья г. Николаевского «Уроки «Треста» – написанная только на основании двух детективных «историй» (Чебышева и Враги)! – является классическим примером публистическо-партийного «дышла»: куда повернул, там и вышло.
У генерала Кутепова и особенно у М.В. Захарченко было больше доказательств в пользу Опперпута, чем те, которые мы привели здесь. И тем не менее ни А.П. ни М.В. никак не впали в полное доверие: без полной проверки его быть и не могло. А проверка была одна – террористический акт. Многое говорило в пользу Опперпута, и генерал Кутепов остановился на наиболее справедливом решении: не отталкивать перебежчика, дать ему возможность реабилитироваться на деле.
При таком принятом решении естественно было и выслушать советы Опперпута, как человека наиболее осведомленного. Утверждение господ «историков, что Опперпуту было поручено общее руководство (они судили по тому факту, что он дал Ларионову список ленинградских советских учреждений), являются безответственными. Не только план (одновременно взрывы в Москве и в Петербурге), но и выбор места московского взрыва принадлежали исключительно М.В. Захарченко.
К 31 мая обе группы прибыли на советскую границу. Московская группа в составе Захарченко-Шульц, Петерса (имевшего документы на имя Вознесенского) и Опперпута уходит на 24 часа раньше второй, петербургской, состоявшей из Ларионова, Мономахова и Соловьева.