Следующий «историк» сошлется уже на авторитет г. Мельгунова. О действиях «ленинградской группы» (Ларионов, Мономахов и Соловьев) нам точно известно все, и казалось бы, что это дело не вызывает никаких сомнений. Однако в «историях» успех этой группы объясняется полнейшей случайностью и снова связывается с провокаторством Опперпута.
И здесь (как и во многом другом) пальма первенства в разборе петербургского взрыва 7 июня 1927 года, на основании показаний экс-чекиста Агабекова и собственных «логических построений», принадлежит английскому «историку». Вот образец мышления этого иностранца.
«После неудачного покушения в Москве Захарченко-Шульц убедилась в провокации Опперпута и вместе с Петерсом скрылась». Это было 3 июня. Что же делает провокатор Опперпут…
«Он (или начальник его Артузов), – рассуждает агент Интеллидженс сервис, – замешкаясь, передержал срок и упустил момент вмешательства». «А замешкался потому, что спешить с арестом петербургской тройки ему не было нужды. Она должна была приступить со своим взрывом только после оглашения московского взрыва в газетах. Но Опперпут же знал, что московского взрыва, который произвести должен был он, не будет». Таким образом он имел в своем распоряжении сколько угодно времени, чтобы выжидать удобного момента к аресту тройки с поличным на месте покушения. Он и дожидался, да непредвиденность сделала так, что переждал.
«Непредвиденность эта, – по словам английского разведчика, – заключалась в том, что у Ларионова «не выдержали нервы» и он бросил свои бомбы раньше срока, чего не ожидал агент ОГПУ, провокатор Опперпут».
Если замешкавшемуся в таком деле агенту Интеллидженс сервис грозило только увольнение со службы, то чекисту в СССР, «передержавшему срок», это стоило бы куда дороже, о чем Опперпут и Артузов-Кожеуров были осведомлены совершенно точно. Если бы у ОГПУ имелись не донос Опперпута, а только лишь подозрения о существовании в Ленинграде группы Ларионова, то при той ситуации (весьма похожей на панику), которая была у чекистов в июне 1927 года в Москве, были бы брошены все силы ленинградского отделения на охрану границы, дорог, станций и т. д., что было ими сделано после взрыва 7 июня и держалось потом еще несколько месяцев (и на что наткнулась группа КО, вышедшая в августе того же 1927 года). И уже, во всяком случае, если чекистам «не было нужды спешить» с арестом, то все же им полагалось вести за группой наблюдение, иначе они не могли ее «накрыть на месте преступления». Как-то очень несерьезно говорить о том, что Опперпут с ОГПУ имели в своем распоряжении сколько угодно времени. Точно группа белогвардейцев состояла из роботов и жила припеваючи на советском курорте, специально дожидаясь, пока их ОГПУ арестует и расстреляет.
Да и Опперпут, по отпущенным КО средствам для московской группы, знал, что и группа Ларионова имела деньги всего на несколько дней, самое большее на неделю (это и было максимальным сроком пребывания их в СССР).
Если бы Ларионов бросил свои бомбы 3 июня, на что имел полное право, предполагая неудачу московской группы (что и соответствовало действительному положению вещей – покушение в Москве было в ночь на 3-е), то еще можно было бы говорить о «нервах». Но группа ждет еще целых четыре дня и только вечером 7 июня выполняет свое задание, т. е. проявляет совершенно исключительную выдержку. Сколько же надо было ждать…
Если английскому «историку» потребовались кое-какие «построения» для доказательства «передержки срока», то его польский коллега принял британские рассуждения за уже существовавший факт. Г-н Врага просто заявляет, что «эта тройка выполнила возложенную на нее задачу благодаря тому, что уклонилась от инструкций, данных ей Опперпутом». Так вырабатывался дружными усилиями «очень осведомленных историков» штамп о «фактах» в истории большевистских провокаций.
Агент Интеллидженс сервис в доказательство провокаторства генерала Монкевица приводил выдумку собственного изобретения («о мощных офицерских организациях в СССР») и слухи. Главным же «документом» у него было анонимное сообщение газеты «Руль» от 9.12.26 г., в котором говорилось, что генерал Монкевиц предал лейтенанта Старка{76}. Последний не принадлежал к КО, а был как раз многолетним курьером иностранных разведок, и предательство, таким образом, не могло быть совершено генералом Монкевицем. Никаких фактов больше не сообщалось.
Г-н Врага превращает генерала Монкевица в начальника штаба генерала Врангеля (начальниками штаба были последовательно генерал Шатилов и генерал Миллер): было от чего «ахнуть». Но допустимо ли это сообщать широкой публике… Не приведя ни одного факта предательства генерала Монкевица, г. Врага сообщил, что, «по нашим сведениям», Монкевиц еще в 1932 году служил в ГПУ в Москве. Оставляем эти сведения на совести господина историка и сделаем небольшое сравнение.
76
Старк Александр Александрович, р. в 1890 г. Морской корпус, 1910 г. Лейтенант. Участник Белого движения. В эмиграции. По заданию РОВС 14 августа 1925 г. нелегально пересек границу Финляндии и приехал в Ленинград. Убит 19 августа 1925 г. выстрелом из револьвера грабителем на Фонтанке.