Я не знаю, однако, было бы это справедливым. Не могут эти последствия, имеющие международное значение, пасть на Бориса Коверду, ибо они так велики, что их нельзя рассматривать как результат индивидуального поступка. Самый размер их заставляет предполагать, что причины того, что происходит после убийства, более широки и глубоки. Большие исторические события возникают только на основе великих и глубоких причин. И если коснуться анализа этих причин, нужно сказать прямо, что основаны они на неустранимой коллизии между всемирной современной христианской культурой и попыткой большевиков вернуть человечество на путь варварства. Вот почему бременем великой исторической ответственности следует отягчить не личность Бориса Коверды, а весь тот строй, на совести которого уже столько катастроф и совесть которого еще запятнается не одной катастрофой до тех пор, пока не наступит победа справедливости и правды.
Не следует поэтому бросать тех великих событий, которые созданы историей, на чашу весов приговора в этом деле. Зато следует бросить на эту чашу, клонящуюся к милосердию, те другие печальные последствия, которые проявятся в его собственной жизни: выстрелы Коверды привели его самого к продолжительному тюремному заключению, выстрелы эти сделали то, что сам Борис Коверда, который не мог видеть страданий своей семьи, осужден сам смотреть на нее сквозь слезы и тюремную решетку. Эти безграничные страдания, без надежды на лучшее будущее, должны быть брошены на чашу милосердия. А если бы и этого было мало, то пусть на эту чашу брошен будет символ, который Коверда хотел защитить, крест, на котором написана заповедь: не убий! А если и этого мало, то бросим на чашу весов любовь к родине, которой Коверда посвятил свою молодую жизнь. И чаша милосердия должна перевесить!
Защитник Павел Андреев: Господа судьи, будучи вынужденным говорить в защиту Бориса Коверды, несмотря на смертельную усталость, вызванную работой целого дня и страхом за подсудимого, я надеюсь, что забота о судьбе этого бедного мальчика укрепит мои силы и позволит мне достойно выступить в его защиту. Однако если неизвестная мне и чуждая обстановка, серьезность дела и высокий столичный суд, перед которым я говорю впервые, помешают мне украсить мою мысль красноречием, достойным значения дела и вас, господа судьи, если мысли мои не будут воплощены в подобающую форму, то я убежден, что высокий суд за неумелой формой моей речи увидит искреннее и полное любви к маленькому Борису Коверде содержание.
Но все же, чтобы прения не были напрасными, чтобы спор между обвинением и защитой велся в одной плоскости, я должен ответить на речь господина прокурора одним замечанием: борьба между Ковердой и Войковым не была борьбой между двумя русскими, различно относящимися к положению своей Родины. Нет, Коверда страдал несчастьями своей Родины, боролся за нее, а Войков был представителем не Родины Коверды, а ужасного, возникшего на крови и питающегося кровью государственного новообразования, которое даже на своих знаменах уничтожило имя России.
Родина не состоит из одной территории и населения. Родина является комплексом традиций, верований, стремлений, святынь, культурных достижений и исторической общности, основанной на человеческом материале и на земле, им населенной. Родина – это история, в которой развивается нация. А разве СССР может создать нацию, может создать народ? Нет. И не во имя различно понимаемого блага Родины боролся Борис Коверда, а против злейших врагов своей Родины выступил этот бедный одинокий мальчик.
И может быть, он здесь, из всех защитников, более всего близок мне как человеку, отец которого был русским, а мать полькой. Он близок мне и понятен, ибо я не забыл моего долга перед Родиной моего отца. Я не забыл и не забуду языка, на котором развивали мою душу и впитывали в нее понятия права, справедливости, любви и чести. Не мог этого забыть и Борис Коверда, как не мог он не видеть всего ада нужды, отчаяния и унижения, в который брошена его Родина теми, кто самое имя «Россия» тщится вычеркнуть из словаря истории.
Не могла этого вынести душа чистого мальчика, в ней родился бунт, и Борис Коверда выступил против страшной силы, но не во имя гордыни, не во имя самозваного изменения бега истории, как думает это господин прокурор.
Гордыня? Господа судьи, разве в этом мальчике, сидящем здесь на скамье подсудимых, можно заметить хотя бы тень гордыни, этого смертного греха? Разве вы не поняли, господа судьи, что Борис Коверда является мальчиком с чистой, кристальной душой и голубиным сердцем, мальчиком, способным к жертвам, мальчиком, которого на страшный поступок убийства толкнула не гордыня, а любовь к своим единоплеменникам, угнетаемым, унижаемым и убиваемым третьим интернационалом.