В это время де Тиллот заметил, что с судном творится что-то неладное. Оказалось, что рулевой, исполнив приказание «Лево на борт», не отвел руля, и судно, как волчок, описывало ряд циркуляций (капитан позже говорил, что мы едва в тот момент не налетели на прибрежные камни).
Де Тиллот бросился к рулевому и приказал идти на Вест. Рулевой снова заколебался:
– А мне за это ничего не будет?
– Ничего, ничего, не беспокойтесь.
Рулевой исполнил приказание, и судно, в последний раз описав дугу, стало удаляться от крымских берегов. Затем двое из наших ворвались в кубрик и арестовали четырех матросов, находившихся там. Последние страшно перепугались, когда им крикнули: «Руки вверх!», и не оказали никакого сопротивления.
В кубрике был произведен тщательный обыск, но и там оружия не нашли. Матросов выводили по одному наверх и сдавали мне; я же препровождал их в трюм. Все они были крайне испуганы. Особенно волновался кок, который почему-то вообразил, что его хотят расстрелять в первую очередь. Тщетно мы успокаивали его. Он умолял пощадить его ради жены и детей. Джон, вооруженный ножом, произвел на кока особенно сильное впечатление.
Тем временем нами была уничтожена политическая литература, хранившаяся в судовой библиотеке, и проверены документы у команды.
Вскоре спустили в трюм и пассажиров. Нашу спутницу с ребенком препроводили туда немного позже, причем М-р умышленно грубо крикнул ей:
– Что вы шляетесь взад и вперед! Сидите в трюме и не вылезайте.
Я и П-в еще раз успокоили пассажиров, сказав им, что бояться им нечего, так как мы не бандиты, а солдаты Русской Армии.
Любопытный разговор произошел у меня со старушкой-пассажиркой.
– Вы билы?
– Билы.
– Я ж думала, шо билы уси утикли, а воны утиклы, та не уси. А нас мабуть не расстреляют?
Я ее успокоил.
– А колы мы доидымо до Хорлив?
– Мы совсем туда не приедем, а вы будете там, вероятно, через несколько недель.
– А я думала завтра зранку буты у Хорлив.
Пауза.
– И чого я тильки поехала на цим судни? Я маю невистку в Хорлах. Вона до мене пысала, шоб я проихала до ней. Я и хотила ихаты на потягу (поезд). Невистка як узнала, то и написала: не изжайте потягом, а то заплутаетесь. Ну я и сила на пароход, и на ж тооби. Восемьдесят рокив живу на свити, ныколы по морю не издыла, а теперячки, на старости поихала, и не заплуталась, а не туды приихала, куды треба. У сим своим дитям и унукам буду казать, шоб николы ны издылы на пароходи.
Когда г-жа Добровольская спустилась в трюм, все находившиеся там бросились к ней, спрашивая, о чем мы с ней разговаривали наверху и кто мы такие. Наша спутница, притворившись крайне испуганной, заявила:
– Да разве с ними можно разговаривать? Ведь их человек двадцать, и у каждого по два револьвера. Кто они – неизвестно: говорят, белые.
Возле трюма была поставлена охрана. «Утриш» был в наших руках.
По Черному морю
Минута была жуткая… Что, если с берега заметят наш уход? Не заметить было трудно, тем более что мы повернули с зажженными огнями. Не говоря уже о пограничной береговой охране и специальных катерах, предназначенных для ловли контрабанды, между Тендровской косой, где находился тогда советский военный флот, бывший в практическом плавании, и Севастополем постоянно шныряли небольшие суда специального назначения, служившие для связи. Мы могли быть очень легко открыты.
Вызвали из трюма одного из команды, чтобы потушить огни.
– Такой-то.
Молчание (слышно, как в трюме кто-то произнес: «Ишь, и фамилию знают»).
– Такой-то, выходи.
– Да я ж ничего, беспартийный; разве я что-нибудь такое?
– Выходи, говорят тебе; туши огни.
Матрос медленно стал подниматься по трюмному трапу, бормоча: «Вот идешь, а на что идешь, и сам не знаешь». На полпути остановился. Обернулся.
– Братцы, ежели со мной что случится, не поминайте лихом.
Голос из трюма:
– Да ты иди, чего ждешь.
Идущий рассвирепел:
– Как чего ждешь?! Сам иди, дурак.
Наконец профуполномоченный (это был он) поднялся на палубу и потушил огни на всем судне, после чего его снова спустили в трюм. Вскоре туда же отправили и отстоявшего вахту рулевого, которого наверху сменил профуполномоченный.
Сменившись с вахты, рулевой, спустившись в трюм, увидел г-жу Добровольскую и мрачно сказал:
– Вот эта дама видела, что я пережил, когда один из них крикнул мне: «Больше не повторю! Лево на борт».