Г-жа Добровольская поддержала его, сказав:
– Да, вы пережили много.
С флагштока был сорван красный флаг и выброшен в море. Мы расположились в кубрике. Половина отдыхала, а остальные занимали посты наверху. Администрация и часть команды содержались под арестом, мотористам же и рулевым было приказано остаться при исполнении своих обязанностей.
Беспартийные матросы и пассажиры отнеслись в общем ко всему происшедшему внешне спокойно. Совсем иначе держали себя коммунисты. Животный страх выражался на их лицах. Не одно гнусное убийство из-за угла лежало, без всякого сомнения, на душе каждого из них. Мы не желали марать рук в крови этих негодяев без особой необходимости. Кроме того, у нас были на это свои соображения.
Пока все в порядке. Хорошо, если удастся уйти незамеченными. Если же нет – короткая перестрелка и блестящий фейерверк. «Утриш» никогда уж не увидит берега.
Неожиданно к горлу подкатывается клубок. В чем дело? Сам себя не могу понять. Грустно, но почему? Что я терял? Ведь я уходил от рабства на волю. Кошмар оставался позади; впереди же светлые ожидания. Но вдруг сразу понял – я покидал Родину.
Проходя по палубе, я заметил, что сигнальный огонь около спасательной шлюпки продолжает гореть, причем светил он довольно странно – вспыхивая и угасая. Опасаясь, что это сигнал тревоги по азбуке Морзе, П-в вывинтил лампочку и выбросил ее в море.
После поворота судно еще около часа шло в западном направлении. Пройдя миль десять, мы взяли еще левее и пошли новым курсом зюйд-вест 54 градуса, к Варне. Счисление было сделано капитаном и проверено де Тиллотом. Решили изобразить потопление судна и с этой целью выбросили в море один из спасательных кругов.
Береговые огни уже скрылись. Один маяк еще светил довольно ярко, но вот и он стал едва заметен, превратившись в светящуюся точку, но точка эта светила еще в течение долгого времени. Наконец скрылась и она.
Опять приступ острой тоски. Мои спутники переживали, по-видимому, то же, что и я.
Капитан спросил де Тиллота:
– Вы моряк?
– Да, по необходимости.
Заметив у де Тиллота маленький компас, капитан снова спросил:
– Неужели вы думаете вести судно по этому компасу? Уберите вашу пушку (револьвер), и вы заметите отклонение стрелки.
– Совершенно верно, г-н капитан, – ответил де-Тиллот, – но мне этот компас нужен для того, чтобы во всякое время, в любом месте я мог определить курс судна, хотя бы приблизительно.
Казалось, все нам благоприятствовало, даже мгла, превратившаяся в туман.
Де Тиллот распорядился, чтобы каждые два часа менялась вахта у штурвала и в машине. Везде был наведен полный порядок. Под дулами револьверов приказания выполнялись с чрезвычайным усердием. О господствовавших в команде настроениях можно судить по следующему факту. Когда один матрос, обратившись с какой-то просьбой к де Тиллоту, назвал его «гражданином», другой поправил: «Не гражданин, а господин или Ваше Высокоблагородие».
Чудная ночь. Ветер то дует порывами, то стихает. Слух необычайно восприимчив. Гулко и равномерно работающий мотор действует на нервы. Хочется тишины, покоя. Или, может быть, это только реакция после недавнего напряжения? Ночь темна, но не непроглядна. Кое-где слабо мерцают звезды. Холодно. Я поднял ворот шинели. Взглянул на часы: 11 ч 5 мин.
«Утриш» идет на славу. Чуть видна тень за кормой. Я не моряк, но чувствую нечто подобное нежности к этому судну, несущему нас к новой жизни.
Через час-полтора после захвата судна я спустился в кают-компанию. В ней кроме капитана и помощников находились де Тиллот и М-р. Пожелав доброго вечера присутствовавшим, я вложил наган в висевшую на поясе кобуру и уселся поудобнее.
В каюте было тепло и уютно. Капитан и помощники хотя и были страшно потрясены происшедшим, но понемногу стали примиряться с неизбежным. Следует заметить, что капитан вполне овладел собой и держался с полным достоинством. Он советовал нам идти в румынский порт Констанцу, мотивируя свое предложение недостаточным количеством горючих и смазочных материалов. Несмотря на то что парусов тогда на судне не было (находились в починке на берегу), мы категорически отказались, так как опасались, что румыны выдадут нас большевикам. Опасения наши вовсе не безосновательны. Мы знали о вероломстве румын и о их ненависти ко всем без исключения русским. Румыны неоднократно выдавали большевикам вынужденных бежать из советской России русских эмигрантов.
– Господа, – обратился де Тиллот к капитану и его помощникам, – считаю своим долгом предупредить вас, что, если вам дорога жизнь, не пытайтесь нас перехитрить, точнее – не пробуйте пойти вместо Варны в другое место. Если это произойдет, вы будете немедленно расстреляны.