На другой день, снова под конвоем, повезли офицеров генерала П.Н. Краснова дальше. Прибыв в город Юденбург, англичане стали через мост по счету передавать привезенных офицеров представителям советской власти, стоявшим на другом берегу реки. Некоторым удалось перепрыгнуть через перила высокого моста и покончить в собой, упав внизу на камни.
Захаров вместе с другими офицерами попал в расположение советских войск. Молодые советские офицеры, указывая на погоны офицеров генерала Власова и генерала П.Н. Краснова, говорили друг другу: «Смотри, смотри, у них такие же русские погоны, как и наши!» Но не знала эта молодежь того, что 25 лет тому назад за эти русские погоны большевики расстреливали офицеров без суда на месте. Советскому интернациональному правительству надо искоренить все русское национальное начало, и оно теперь с остервенением старается уничтожить в душе человека его самое святое – веру.
К группе, в которой был в офицерской форме и Захаров, подошли советские офицеры и стали спокойно, без всякой к ним вражды, с ними разговаривать. Один из них, годами постарше, сказал: «Вы нас не бойтесь, мы для вас не опасны, нам нужно только догнать отступающих немцев, а вот бойтесь тех, кто идет сзади нас, их мы тоже не любим», явно намекая на представителей ГПУ. И точно, попав к ним в руки, картина сильно изменилась в худшую сторону, как в смысле питания, так и обращения. За это время Захаров успел где-то простудиться и к нему вернулась персидская желтая лихорадка. Его положили вместе с другими больными на солому, на пол какого-то старинного венгерского замка, покинутого хозяевами (Фельдбах).
Кругом был лагерь переданных большевикам войск власовцев и красновцев, и только в одном этом месте их было свыше 50 000 человек. По прошествии нескольких дней военный санитар сказал Захарову, что его кто-то хочет видеть и ждет его в коридоре. Каково же было его удивление и радость, когда он увидел своего вестового Королькова, из молодых советских солдат, который позже тоже был выдан вместе с другими.
Поздоровавшись с Корольковым, Захаров услышал от него: «Как вы, господин сотник, похудели и не бриты; я завтра приду со своим земляком, у него сохранилась еще бритва, и мы вас побреем и принесем сухарей. Я вас долго искал в этой суматохе и, наконец, нашел». Захаров поблагодарил Королькова за его заботу о нем и, простившись с ним, пошел в свою палату. На другое утро Корольков, как обещал, пришел со своим земляком, с бритвой и сухарями. Захаров знал, что офицеров отправят раньше, и, прощаясь с Корольковым, снял с руки часы, сказав: «Возьми, Корольков, себе на память, да хорошенько спрячь, может быть, у тебя их и не отберут».
Какое отрадное чувство принес с собой этот простой, душевный, русский человек. Жива еще душа России, и не всякому народу по плечу такое испытание, и восстанет вновь Россия, духовно обновленная. Вскоре после этого всех офицеров погрузили в товарные вагоны, с невероятным уплотнением, и через Румынию, Фокшаны огромный поезд, с установленными на крышах вагонов пулеметами и прожекторами, тронулся в Россию.
Это было уже третье путешествие на свою родину из-за границы Захарова, на этот раз уже совершенно легально, но не добровольно. Путь на Западный Урал был долгий и трудный. В пути, в жару, давали соленую сельдь и сухари и очень ограниченное количество воды. Горячей пищи не полагалось. Люди в течение двух недель испытывали постоянную жажду, не имея возможности за все время ни разу умыться.
Наконец прибыли на Урал, в места, которые в добольшевистское время назывались «не столь отдаленные». Здесь Захарову пришлось прожить в лагере три года, а после уже его с другими политическими ссыльными отправили за «каменный пояс», как говорили во времена Иоанна Грозного, за Урал, в «места весьма отдаленные», в Приполярный край, к 60-й параллели, на каторгу, и на пять лет принудительной высылки в отроги Восточных Саян, в Сибирь, в Красноярский край.
Заключенные (слово «арестант» не употребляется) были направлены в лагерь со старыми деревянными бараками. В течение нескольких дней все обильно пили воду после многодневной жажды в пути, а так как за время езды в вагонах плохо питались и сильно ослабели, то от чрезмерного водопития люди стали пухнуть, начиная со ступней ног и выше, и когда опухоль доходила до сердца, то дело становилось явно безнадежным.