Служившие во французской военной полиции в Германии коммунисты и их попутчики, привлеченные исходившим, к сожалению, из русской среды вымыслом о якобы вывезенном мною из Варшавы несметном богатстве, дважды пытались меня похитить. В сентябре 1945 года это им – под предлогом ареста – удалось, но моя семья подняла тревогу, и французские офицеры меня освободили. В следующем году похитители, приехавшие из Германии в Фельдкирх, где я тогда жил, не застали меня дома и сами были арестованы в моей квартире. Несколько позже та же участь постигла их русского вдохновителя, а летом 1947 года французская зона в Германии была очищена от таких преступников настолько, что я смог безопасно переехать туда из Австрии.
Как я ни был дружен с Сашей, вспоминал я его – признаюсь – в это трудное время не часто, но его судьбу я неожиданно узнал. Однажды в лагере ко мне подошел один из немногих живших в нем поляков и сказал:
– Простите, господин Войцеховский… Вы ведь, кажется, варшавянин?.. Не хотите ли взглянуть на польскую газету?
Он передал мне измятые, побывавшие во многих руках страницы сероватой бумаги. Первая была заполнена устаревшими известиями, приправленными советской пропагандой. На второй не менее тенденциозные статьи удивили меня тем, как скоро польский язык воспринял с коммунистической фразеологией чужие слова и обороты, если можно так сказать – осоветился. Третья состояла из декретов и распоряжений новой власти, и только из четвертой я узнал, что в Польше – в отличие от России – еще существует частная торговля. Правда, ее объявления состояли из двух-трех строк петита и сводились к адресу коммерческого предприятия, к фамилии его владельца и к названию товара, но Саша был упомянут в одном из них в связи с его довольно редкой отраслью торговли. Я, таким образом, узнал, что он благополучно пережил варшавское восстание, а затем и превращение Польши в прикрытую лживой вывеской советскую колонию. Ни одной другой польской коммунистической газеты я ни тогда, ни позже – до переселения в Америку – не увидел.
Его спасение от грозивших бед меня порадовало, но связаться с ним я не пытался. Помочь ему я ничем не мог, а повредить боялся. Толчком, напомнившим наше участие в М.О.Р., стало появившееся 18 сентября 1961 года в просоветском «Русском Голосе» в Нью-Йорке «Открытое письмо к русским эмигрантам», подписанное В.В. Шульгиным.
Я знал автора этого «Письма» с апреля 1918 года, когда из Могилева приехал в Киев с твердым намерением включиться в борьбу с большевиками. Бывший член Государственной Думы Савенко, у которого я побывал по совету знакомых киевлян, ничем мне не помог, но направил к Шульгину. В его доме на Караваевской улице начался мой новый путь – недолгое участие в созданной Шульгиным тайной антисоветской организации «Азбука».
Летом того же года я, с ведома генерала Ломновского{157}, начальника тайного киевского центра Добровольческой армии, стал чиновником для особых поручений гетманского министерства иностранных дел, но сносился с центром не через Шульгина, а через поручика А.Ф. Ступницкого, окончившего – лет за шесть до меня – Могилевскую гимназию.
В начале 1919 года я встретился с Шульгиным в занятой французами Одессе. Мы жили в одной и той же лондонской гостинице. Он был шафером на свадьбе французского консула «с особыми полномочиями» Энно, который, в ноябре предшествовавшего года, тщетно пытался предотвратить падение Скоропадского и при котором я, по желанию штаба Добровольческой армии, состоял переводчиком.
Летом 1920 года, в том же приморском городе, на этот раз захваченном большевиками, Союз Освобождения России, в котором я участвовал, узнал, что Шульгин скрывается в Одессе и добывает пропитание тем, что ходит по дворам с песенками и гитарой. Найти его мы не пытались – это было бы и для нас, и для него напрасным риском, тем более что одним из офицеров, установивших с нами связь из Крыма, был его близкий родственник.
Гораздо позже – в Америке – кто-то мне рассказал, что в 1944 году Шульгин добровольно остался в занятой советскими войсками Югославии, был арестован и увезен в Москву. Об его дальнейшей судьбе никто ничего достоверного сказать не мог. Теперь известно, что он побывал на Лубянке и провел долгие годы в страшном Владимирском изоляторе, из которого его, как и других заключенных, освободила хрущевская «амнистия».
157
Ломновский Петр Николаевич, р. 24 ноября 1871 г. Тифлисский кадетский корпус, 1889 г., Павловское военное училище, 1891 г., академия Генштаба, 1898 г. Офицер л. – гв. Волынского полка. Генерал-лейтенант, командующий 10-й армией. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии с 1 июня 1918 г. в Киевском центре (утв. 2 февраля 1919 г.). 1917–1919 гг. представитель армии в Киеве (с 18 ноября 1918 г. начальник Главного центра). В эмиграции в Болгарии и Франции, к 1 июля 1939 г. член полкового объединения. Умер 2 марта 1956 г. в Ницце (Франция).