Письмо Шульгина в «Русском Голосе» было обращенным к эмигрантам советом признать, что в России – после возглавления власти Хрущевым – произошли неотвратимые перемены и поэтому пора отказаться от непримиримого, враждебного отношения к коммунизму и к советскому строю.
Российский Политический Комитет в Нью-Йорке возразил, распространив «Три письма В.В. Шульгину», написанные проф. Д. Иванцовым, Б.К. Ганусовским{158} и мною. Отвечая ставшему советским пропагандистом бывшему эмигранту на его восторженный отзыв о миролюбии Хрущева, я написал: «Войны мы, русские эмигранты, не хотим, как не хочет войны весь свободный мир. Война, однако, уже ведется, и ведется не нами. В Азии и в Африке, в Европе и, в последнее время, в Америке – на Кубе – война ведется коммунистами, и ее цель провозглашается открыто: распространение коммунизма по всей земле, та всемирная коммунистическая революция, которую начал Ленин, продолжил Сталин и ныне продолжает Хрущев».
«Уничтожение свободы слова, – было сказано в другой части моего ответа Шульгину, – преступление коммунистов, но страшнее другое – уничтожение свободы совести. Кто сосчитает его жертвы, кто укажет точное число новых мучеников русской церкви? Их обильной кровью орошена вся русская земля».
Я воздержался от резких, оскорбительных выпадов, понимая, что человек, попавший в советские тиски, мог быть сломлен постигшей его участью, но я напомнил то, что в 1926 году было им написано в предисловии к «Трем столицам»: «Я порядочно побаивался, как бы в случае неудачи большевики не разыграли со мной того же самого, что они проделали с Борисом Савинковым, т. е. чтобы не опозорили моего имени прежде, чем тем или иным способом меня прикончить. Поэтому в письме на имя генерала Артифексова{159} я заявлял, что хотя я еду в Россию по личным мотивам и политики делать не собираюсь, но я остаюсь непримиримым врагом большевиков, почему каким бы то ни было их заявлениям о моем «раскаянии» или с ними «примирении» прошу не придавать никакой веры». К этой цитате я прибавил: «Не знаю, как коммунисты заставили Вас отречься от непримиримости, отречься от всего, что было столько лет смыслом и содержанием Вашей жизни, но знаю, что под этим отречением, под Вашим «открытым письмом» к русским эмигрантам не только Ваша подпись, но и Ваши слова: «Каким бы то ни было их заявлениям о моем раскаянии или с ними примирении прошу не придавать никакой веры».
Шульгин откликнулся – 7 сентября 1962 года в московских «Известиях» появилась его статья, озаглавленная «Возвращение Одиссея». Она была описанием его состоявшегося под чьим-то бдительным оком путешествия по России, во время которого он побывал в Киеве, на Караваевской улице, а на Волыни увидел свое бывшее имение – Курганы. Он перечислил в этой статье некоторых известных русских эмигрантов, которых назвал «бесноватыми» за то, что они призывают западный мир к войне с захватившими власть в России коммунистами, но меня упомянул с оговоркой: «Нет, Войцеховский не бесноватый, и не потому, что в своем письме он делает мне некоторые комплименты, а по другим основаниям, но, между прочим, он в одном отношении безусловно не прав… С.Л. Войцеховский должен прибавить, что есть русская эмиграция, которая открыто и даже исступленно, упиваясь своим собственным безумием, зовет термоядерные бомбы упасть с неба на головы человечества. Может быть, С.Л. Войцеховский просто этих статей не читал? В таком случае, мой совет их прочесть и отгородиться от этой части русской эмиграции решительно и твердо. Но сейчас я вижу С.Л. Войцеховского среди поджигателей войны, так как он совместно с Б. К. Ганусовским выступил с открытым письмом и тем самым как бы солидаризировался с этого рода мыслителями».
Полемика с человеком несвободным была бы бесплодной. Я промолчал, хотя сам себя «поджигателем войны» никак не считал. Шульгин, однако, вызвал во мне другой вопрос: прочитал ли Саша его статью в легко доступных в Варшаве «Известиях» и узнал ли из нее, что я еще существую? На ответ я не надеялся, но получил его неожиданно и скоро. Месяца через три вечером в моей квартире раздался звонок телефона. Знакомый, бывший варшавянин, взволнованно сказал:
– Простите, Сергей Львович, что беспокою поздно, но должен предостеречь… Кто-то, только что приехавший из Варшавы, хочет получить ваш адрес…
Он рассказал, что в поезде метро с ним заговорили единственные пассажиры вагона – господин и дама, спросившие, где нужно пересесть, чтобы попасть в другую, далекую часть Нью-Йорка. Услышав, что между собой они говорят по-польски, мой знакомый ответил на том же языке. Когда он назвал себя русским варшавянином, неизвестный поляк воскликнул:
158
Ганусовский Борис Казимирович, р. в 1906 г. (1908 г.). Сын инженера путей сообщения. Учащийся гимназии в Петрограде. Кадет Одесского кадетского корпуса. В Вооруженных Силах Юга России; участник похода из Одессы к румынской границе. В Русской Армии кадет интерната при Константиновском военном училище до эвакуации Крыма. Эвакуирован из Севастополя на транспорте «Корнилов». В эмиграции в Югославии. Окончил Крымский кадетский корпус, 1926 г., Белградский университет. Во время Второй мировой войны в 15-м казачьем кавалерийском корпусе. Выдан в СССР и провел 10 лет в лагерях. Умер 5 ноября 1993 г. в Сант-Пауле (США).
159
Артифексов Леонид Александрович. Из казаков Терской обл., сын преподавателя гимназии. Тифлисская гимназия, 1907 г., Алексеевское военное училище, 1909 г. Офицер 1-го Сибирского казачьего полка. Командир сотни 1-го Запорожского полка Кубанского казачьего войска. Капитан (с 1915 г.), командир 6-го бронеавтомобильного отделения. Георгиевский кавалер. Участник похода на Петрогад в октябре 1917 г. В Добровольческой армии; в июле 1918 г. эмиссар Добровольческой армии в Тифлисе, с 13 октября 1918 г. помощник командира Корниловского конного полка. Ранен 16 октября 1918 г., с 8 декабря 1918 г. командир 1-го Линейного полка Кубанского казачьего войска, с 6 марта 1919 г. командир Корниловского конного полка, с 18 июня (24 июля) 1919 г. генерал для поручений при командующем Кавказской армией, с 2 декабря 1919 г. генерал для поручений при командующем Добровольческой армией, в Русской Армии в октябре 1920 г. при генерале Врангеле для особых поручений до эвакуации Крыма. Генерал-майор (1920 г.). В мае 1921 г. входил в состав ближайшего окружения генерала Врангеля. В эмиграции в Югославии. Умер 3 июня 1926 г. в замке Вурберг у Птуя (Югославия).