После завтрака я проводил его до станции метро. Он коротко рассказал переданное ему в Финляндии Потаповым приглашение побывать в России, отклонение этого предложения, заданный ему вопрос, не приведет ли напряжение отношений Лондона с Москвой к войне, и свой утвердительный ответ. Узнав, что мне нужно вечером выехать в Варшаву, он предупредил, что до отъезда я получу в гостинице, для передачи Артамонову, вызванные обстоятельствами указания.
В Париже живет мой лучший друг – связали нас годы счастливого детства, разлучили революция и эмиграция. В день моего отъезда он захотел продлить неожиданную встречу, проводить меня на вокзал. Я, однако, не смог пригласить его в комнату, где должен был получить указания Кутепова, и попросил посидеть внизу, на узком диванчике у входной двери.
Георгиевский кавалер и участник Белого движения, мой друг был и остался непримиримым противником большевиков. Кутепов был для него не только белым генералом, но и воплощением активной борьбы с поработившими Россию коммунистами. Поэтому, когда он его вдруг увидел в этой маленькой, бедной гостинице, он поднялся и вытянулся перед ним, как перед своим начальником по воинским организациям.
Кутепов пришел ко мне один, без какой-либо охраны. Его не удивило и не встревожило, что кто-то, сидевший у дверей, его узнал. Скоро и решительно он поднялся наверх по витой железной лестнице и, войдя в мою комнату, сразу заговорил о деле.
Данные Артамонову указания сводились к его оставлению резидентом боевой организации в Варшаве. Ему было предписало сделать все возможное для сохранения добрых отношений с польским штабом ради продолжения борьбы и нанесения большевикам ударов, которым помешал «Трест». Радковичу и его спутникам было приказано немедленно выехать в Париж.
В 10 часов вечера 25 апреля я сел на парижском северном вокзале в варшавский поезд. Сочтя меня, очевидно, поляком и подлинным дипломатическим курьером, польское посольство в Париже доверило мне почту – на этот раз не чемодан, а небольшой пакет, не испортивший путешествия.
27 апреля, в Варшаве, я первым делом направился во дворец Брюля, где помещалось министерство иностранных дел, и сдал этот пакет, получив сохранившуюся до сих пор расписку курьерской экспедиции. Затем я побывал у Артамонова и сообщил ему распоряжения Кутепова. В это утро мы оба еще недостаточно ясно сознавали, что в нашей жизни перевернута страница и что нам предстоит, каждому по-своему, сделать вывод из наших непростительных ошибок.
В этот теплый и солнечный апрельский день мы, однако, понимали, что все предстоящее нам будет новой эпохой – после «Треста».
Польский офицер о «Тресте»
Дело «Треста» – как обыкновенно называют историю «легенды», созданной чекистами в начале двадцатых годов для обмана русских эмигрантов и иностранных штабов, – все еще не освещено полностью. Между тем его современников становится все меньше. Московские вдохновители «Треста» умерли или были расстреляны Сталиным. Скончались их агенты, появлявшиеся за границей и установившие от имени тайного объединения русских монархистов связь с А.П. Кутеповым и его боевой организацией. Не поддается учету число иностранцев, имевших дело с «Трестом», но и их, несомненно, осталось мало.
Советские архивы – как показало опубликованное в 1965 году в Москве произведение А.В. Никулина «Мертвая зыбь» – содержат сведения об этой провокации, но изучение этих архивов невозможно, пока существует коммунистическая диктатура. Заграничные хранилища либо были уничтожены в 1939–1945 годах, либо давно перестали заниматься «Трестом». Когда американское издательство, напечатавшее в 1960 году книгу Джоффрея Бэйли «Конспираторы», искало фотографию Якушева, оно ее не нашло. Нет за границей и достоверной фотографии того советского агента, который называл себя то Опперпутом, то многими другими именами, разве что в Финляндии, которая, по понятным побуждениям, не склонна теперь вспоминать свою причастность к «Тресту».
Из русских эмигрантов, принадлежавших к Кутеповской организации, уцелели двое или трое. Яркий рассказ В.А. Ларионова об его удачной боевой вылазке в Россию и нападении на коммунистический клуб в Петрограде остается до сих пор единственным описанием действий кутеповцев на русской территории, но в нем речь о событиях, разыгравшихся хотя и в прямой связи с историей «Треста», но после его ликвидации. Поэтому все, что написано до сих пор о «Тресте» эмигрантами или иностранцами, исходит не от очевидцев, а от тех, кто знает «Трест» понаслышке. Это стало причиной распространенных ошибок.