Выдержки из этого письма включены Никулиным в его рассказ о допросе Якушева в О.Г.П.у. «Якушев, – написал Артамонов, – крупный спец. Умен. Знает всех и вся. Наш единомышленник. Он то, что нам нужно. Он утверждает, что его мнение – мнение лучших людей России. Режим большевиков приведет к анархии, дальше – без промежуточных инстанций – к царю. Толчка можно ждать через три-четыре месяца. После падения большевиков спецы станут у власти. Правительство будет создано не из эмигрантов, а из тех, кто в России…
Якушев говорил, что лучшие люди России не только видятся между собой; в стране существует, действует контрреволюционная организация. В то же время впечатление об эмигрантах у него ужасное. «В будущем милости просим в Россию, но импортировать из-за границы правительство невозможно. Эмигранты не знают России. Им надо пожить, приспособиться к новым условиям». Якушев далее сказал: «Монархическая организация из Москвы будет давать директивы организациям на Западе, а не наоборот». Зашел разговор о террористических актах. Якушев по этому поводу заметил: «Они не нужны. Нужно легальное возвращение эмигрантов в Россию, как можно больше. Офицерам и замешанным в политике обождать. Интервенция иностранная и добровольческая нежелательна. Интервенция не встретит сочувствия». Якушев безусловно с нами. Человек с мировым кругозором. Мимоходом бросил мысль о «советской» монархии. По его мнению, большевизм выветривается. В Якушева можно лезть, как в словарь. На все дает точные ответы. Предлагает реальное установление связи между нами и москвичами. Имен не называл, но, видимо, это люди с авторитетом и там, и у них, и за границей».
Пятьдесят лет с лишним спустя эти впечатления Артамонова от первой встречи с Якушевым не подтверждают, а опровергают советскую версию о подлинном контрреволюционном облике приехавшего в Ревель эмиссара М.О.Ц.Р. Они доказывают, что на свидание с Артамоновым и Щелгачевым Якушев прибыл во всеоружии данной ему чекистами инструкции.
«Мимоходом» – как выразился Артамонов – он оказался предшественником младороссов, связавших в один лозунг несовместимые слова «царь» и «советы». Теперь наследниками Якушева по советской пропаганде в эмигрантской среде могут быть названы московские «Голос Родины», призывающий к возвращению из эмиграции в Россию, и нео-младороссы, проповедующие ставку на «патриотически» и даже «монархически» настроенных коммунистов. Вопреки тому, что написал о нем Никулин, ревельский гость Артамонова и Щелгачева предстает теперь перед нами как несомненный советский агент, выполнявший данное ему Москвой поручение. Неопытные молодые эмигранты это не поняли.
Когда Артамонов и Ширинский-Шихматов узнали, что посланным из Ревеля в Берлин письмом большевики объясняют возникшую якобы в Якушеве ненависть к эмигрантам и его готовность повести против них «смертельную войну», они начали гадать, как могло неосторожное послание попасть в советские руки. «Одно могу сказать наверно, – написал Артамонов после появления «Мертвой зыби», – что злополучное письмо было опущено в почтовый ящик в Берлине».
«Могу тебя заверить, – прибавил он позже, – что «пропавшая грамота» была послана в Берлин особой почтой и там опущена в почтовый ящик… Можно строить бесконечную массу предположений обо всем этом, но едва ли мы попадем на совсем правильное. Обо всем этом можно говорить без конца, но, во всяком случае, интересно, что провалов не было и никто не погиб… Ты не прав, если думаешь, что Арапов полностью верил «Тресту»; наоборот, он всегда думал, что они связаны (с О.Г.П.у.), т. к. одно подполье не может работать без связи с другим».
Ширинский-Шихматов был ближе к истине, предполагая, что письмо Артамонова было, до доставки в Берлин, перехвачено в Ревеле. Упомянутая Артамоновым «особая почта» была, вероятно, эстонской дипломатической почтой, а перевозивший ее курьер мог быть тем состоявшим тогда на службе эстонского министерства иностранных дел тайным коммунистом Романом Бирком, который позже явно перешел на сторону большевиков. Он легко мог снять копию с доверенного ему письма и опустить подлинник в берлинский почтовый ящик.