Сообщение этого документа о несостоявшейся поездке А.С. Гершельмана на «съезд М.О.Р.» в России подтверждается его очень интересными, еще не опубликованными воспоминаниями, а тот трудно объяснимый факт, что Якушев не скрыл от некоторых эмигрантов ареста, которому – по советской версии истории «Треста» – был подвергнут после возвращения в Москву из Ревеля – запиской князя К.А. Ширинского-Шихматова.
В последние годы своей жизни автор этой записки находился в полупарализованном состоянии, но сохранил до смерти полную ясность ума. Он постоянно вспоминал «Трест» и хотел написать критический отзыв о книге Никулина. Болезнь заставила отказаться от этого желания, но сохранилась написанная дрожащей рукой обреченного человека записка, в которой сказано: «Моя теория о двойной игре А.А. Якушева. Мы узнали об его аресте от него самого. Он играл на два «табло», чтобы в эмиграции не узнали от посторонних, напр. от Кутеповской линии, об его аресте, а с другой стороны, он «предупреждал» эмиграцию о том, что его выпустили: не говорите мне лишнего, я обязан обо всем докладывать патронам».
В таком запутанном и сложном случае, как дело «Треста», каждое свидетельское показание заслуживает внимания, а показание К.А. Ширинского-Шихматова – не только внимания, но и доверия. Мне кажется, однако, что он напрасно приписал Якушеву благородное побуждение – желание предостеречь эмигрантов. Судя по включенным в «Мертвую зыбь» сведениям об его докладах О.Г.П.у. после возвращения из заграничных поездок, он не щадил эмигрантов и над некоторыми издевался.
В том же парижском архиве сохранились: одна открытка Якушева К.А. Ширинскому-Шихматову, два письма Якушева его брату и один документ, поражающий подражанием «Треста» дореволюционной официальной переписке через пять лет после захвата власти в России коммунистами. Это подражание удивительно тем более, что Ю.А. Ширинский-Шихматов, которому документ был предназначен, отнюдь не был сторонником восстановления монархии в ее прежнем облике.
Открытка Якушева была написала в Кенигсберге 5 января 1923 года и адресована «господину К. Шихматову, в отдел рукоделий на Потсдамерштрассе 27-6 в Берлине»: «Покидая Кенигсберг, шлю в последний раз привет. Очень огорчен, что не встретил Липского (Артамонова), должно быть, он проехал с другим поездом и не протелеграфировал. Желаю всякого успеха. Кланяюсь низко всем сослуживцам по Алойду (Высшему Монархическому Совету). Ваш Федоров».
21 января того же года Якушев написал Ю.А. Ширинскому-Шихматову из Москвы: «Дорогой Юрий Алексеевич! С особенным удовольствием сообщаю Вам, что я благополучно вернулся и до сих пор чувствую себя вполне удовлетворительно. Наши конкуренты заняты теперь совсем другим делом, и мы, пользуясь этим, стараемся развернуть деятельность нашего кооператива. Работа идет бешенная, напряжение очень большое, приходится действовать решительно, и потому, конечно, скучать от безделья не приходится. Все, сделанное нами (в Берлине Якушевым, братьями Ширинскими-Шихматовыми, Артамоновым и Араповым), одобряется здесь, но сейчас невозможно менять форму «Треста» и мы ограничиваемся образованием организационного комитета, который подготовил бы переход к новой форме. Завязываем торговлю с иностранцами, но крайне нуждаемся в энергичных представителях, которые, будучи вполне нашими, проводили бы нашу линию и защищали наши интересы в иностранных городах.
В частности, нам очень важно иметь представителя в Париже, который бы служил связью между нами и местными кооператорами (монархистами) отечественного происхождения, а если понадобится, входил бы в сношения и с местными французскими коммерческими (политическими) учреждениями. Требуется – буду говорить грубо – высшая изворотливость вместе с твердостью, быть может даже нужно быть иногда иезуитом. Что делать, такова потребность момента.
Выбор наш останавливается только на Вас, в чем, я думаю, Вы не могли сомневаться. Помогите нам, дорогой, и не отказывайтесь от делаемого Вам предложения. Дело трудное, неприятное, но крайне важное и необходимое. Обнимаю Вас и крепко жму Вашу руку. Ваш Федоров».