83. «На то лишь бытие твое тебе дано…»
На то лишь бытие твое тебе дано,
Чтоб ты и день и ночь пил водку и вино.
Когда ни головы не жаль тебе, ни глотки,
Пожалуй, пожалей, мой друг, вина и водки.
<1759>
84. «Напрасно, муженек, грустишь и унываешь…»
Напрасно, муженек, грустишь и унываешь,
Что я люблю других; ведь ты не убываешь.
Робяток полон дом, спокойся и нишкни.
Какая убыль то, когда, не сея, жни?..
<1759>
85. «Танцовщик! Ты богат. Профессор! Ты убог…»
Танцовщик! Ты богат. Профессор! Ты убог.
Конечно, голова в почтенье меньше ног.
<1759>
86. «Весь город я спрошу, спрошу и весь я двор…»
Весь город я спрошу, спрошу и весь я двор:
Когда подьячему в казну исправно с году
Сто тысячей рублев сбирается доходу,
Честной ли человек подьячий тот иль вор?
<1759>
87. «Живу на свете я уж лет десятков шесть…»
Живу на свете я уж лет десятков шесть,
И хоть мое житье в приказах и преславно,
Однако не могу пожитков я завесть,
Понеже взятки все в кабак ношу исправно.
<1759>
88. «По смерти Откупщик в подземную страну…»
По смерти Откупщик в подземную страну
Пришел пред Сатану,
И спрашивает он: «Скажи, мой друг сердечный,
Не можно ль откупить во аде муки вечной?
Как я на свете жил,
Всем сердцем я тебе и всей душой служил».
— «Пожалуй, дедушка, на откуп это внуку!
Я множил цену там, а здесь умножу муку».
<1760>
Разбило судно,
Спасаться трудно.
Жестокий ветр — жесточе, как палач;
Спаслись, однако, тут ученый и богач.
Ученый разжился, богатый в горе.
Наука в голове, богатство в море.
<1762>
Какой-то человек ко Стряпчему бежит:
«Мне триста, — говорит, — рублей принадлежит».
Что делать надобно тяжбо́ю, как он чает?
А Стряпчий отвечает:
«Совет мой тот:
Поди и отнеси дьяку рублей пятьсот».
<1769>
91. «Наместо соловьев кукушки здесь кукуют…»
Наместо соловьев кукушки здесь кукуют
И гневом милости Дианины толкуют.
Хотя разносится кукушечья молва,
Кукушкам ли понять богинины слова?
В дуброве сей поют безмозглые кукушки,
Которых песни все не стоят ни полушки.
Лишь только закричит кукушка на суку,
Другие все за ней кричат: «Куку-куку».
Между январем и мартом 1770
92. «Окончится ль когда парнасское роптанье?..»
Окончится ль когда парнасское роптанье?
Во драме скаредной явилось «Воспитанье»,
Явилося еще сложение потом:
Богини дыни жрут, Пегас стал, видно, хром,
А ныне этот конь, шатаяся, тупея,
Не скачет, не летит — ползет, тащит «Помпея»[40].
1774
93. «Всегда болван — болван, в каком бы ни был чине…»
Всегда болван — болван, в каком бы ни был чине.
Овца — всегда овца и во златой овчине.
Хоть холя филину осанки придает,
Но филин соловьем вовек не запоет.
Но филин ли один в велику честь восходит?
Фортуна часто змей в великий чин возводит.
Кто ж больше повредит — иль филин, иль змея?
Мне тот и пагубен, которым стражду я.
И от обеих их иной гораздо трусит:
Тот даст его кусать, а та сама укусит.
вернуться
Обещал я по требованию некоторого знатного господина и искусного в российском языке и во словесных науках человека сочинити трагедию без рифм. Сей род писания с лучшим успехом, нежели у французов, быть может; но кто, не проникая, поверит тому, что сочинити стихи без рифмы еще труднее, нежели с рифмами? Рифмы, когда они хороши и непринужденны, суть подпора бедным рифмачам, хотя рифмы и лишнего труда стоят; а хорошим стихотворцам, ежели они притом и хорошие стопослагатели, рифмы труда мало приносят. Положенное вместо рифмы слово должно, не рифмуя, толико же сильно быти, сколько рифма; а это требует весьма искусного писателя. Жалко, что сей склад предваряется неискуснейшим писателем, ибо сия новость омерзение принесет. Великий невежа великому господину понравиться может, когда великий господин и сам великий невежа, но тщетно невежи великим господам сочинениями своими угодити стараются, когда сии господа достойны приносимой им почести и сана своего.