Возобладание планового хозяйства означало бы возведение социальной жизни на новую, высшую ступень. В социологическом смысле евразийцы понимают революцию прежде всего как смену ведущего слоя. Ведущий слой есть та первая реальность, которую они видят в государственной жизни. Во всяком государственном порядке можно различить властвование определенной группы людей, объединенных тем или иным признаком…
Евразийцы конструируют понятие новой формы государственного строя, в которой принадлежность к ведущему отбору связана с исповеданием и служением определенной идее. Эту форму они называют идеократической. Элементы подобного рода имеются при любом государственном порядке: их можно обнаружить и в аристократии, и в геронтократии, и даже в плутократии. Но во всех этих случаях общность мировоззрения есть производное от общности каких-то иных признаков. И только в идеократии названный момент становится самостоятельным и основным началом в формировании ведущего слоя. В современности замечается явная тяга к идеократии, к созданию такого порядка, при котором ведущий слой создавался бы на основе общности убеждений и служения им.
По мнению евразийцев, европейский демократический строй как таковой решительно неприменим к условиям России. Евразийцы не отрицают, что в европейской обстановке он может являться годным решением. Но в том-то и заключается качество России как особого мира, что в России обстановка иная. Там, где широко развитой этатизм и «плановое хозяйство» есть жизненная реальность, в государственной жизни должна существовать определенная «константа», некоторый стержень, который давал бы устойчивость жизни государственного целого.
Такой «константой», по мысли евразийцев, и должна являться организация ведущего слоя, образованного на идеократических началах и снабженного определенными конституционными правами. Эту организацию евразийцы называют «государственным активом». Но действие ее должно опять-таки быть «диалектическим», а не механическим, не должно сводиться к «зажиму».
Только при этом условии вся система приобретает подлинно диалектический характер: властная организация, костяк государственной жизни – государственный актив признает и нечто, от него отличающееся, ему противоположное – стихию меняющихся народных настроений, учитывает ее и считается с нею.
Этот строй в его совокупности евразийцы именуют «демотическим». В фундаменте его лежит идеократический принцип, которым и определяется жизнь «государственного актива».
Евразийское государство всегда понимало себя как «собор национальностей» и «собор вер». Черты такой установки мы распознаем уже в скифской и гуннской державах, существовавших на нынешней территории России-Евразии в первое тысячелетие после Рождества Христова. Величайшей национальной и религиозной терпимостью (резко контрастировавшей с тогдашним европейским укладом) отмечалась монгольская держава XIV–XVIII веков, объявшая почти весь Старый Свет. Элементы религиозной свободы присутствовали и в весьма православном по своему укладу Московском государстве. Так, например, Иоанн Грозный ощущал себя покровителем не только православного, но и мусульманского вероисповедания. Здесь была руководящей та своеобразная формула терпимости, которая издавна выработалась в истории кочевых держав и гласила, что плохо то государство, в котором нет разнообразия языков и вер.
Нетрудно объяснить тот, представляющий на первый взгляд контраст между огромной силой принудительно-государственного центра, с одной стороны, и режимом непринудительности в национальном и религиозном вопросах – с другой, который мы наблюдаем в истории евразийского мира. Логика государственной жизни подсказывала, что широчайшая национальная и религиозная терпимость есть единственная возможная форма существования этих империй.
В евразийской истории отказ от терпимости всегда указывал на внутреннее разложение власти. Таковы были омусульманившиеся наследники монгольских держав, существовавших в XV–XVIII веках. Такова была русская власть позднего императорского периода с ее политикой «русификации».
Евразийцы как в национальном (языковом) вопросе, так и в вопросе религиозном исповедуют принципы свободы. Россию-Евразию они воспринимают как единство. Они не согласны идти с теми, кто в своекорыстных интересах желает разорвать на клочки это единство. Более того, они совершенно уверены, что такие попытки не могут удаться, а если удадутся, то лишь на короткий срок – и более всего бед принесут своим авторам. Такие попытки противоречат природе вещей.