Ложиться спать на оставшиеся жалкие десять минут до подъема не имело никакого смысла, тем более что настроение упало практически до нуля. Антон хмуро открыл шкафчик с умывальником и принялся за обычную утреннюю работу.
Три дня назад капитан отстранил его от полетов, одновременно решив при этом проблему поощрения за последний патрульный вылет, в котором Антон практически спас двоих ведомых своей группы, и наказания за нарушение приказа, которое позволило ему вывести группу из-под атаки. Сегодня короткий отпуск кончился, и теперь, после дурацкого письма, Антон был этому даже рад. В капсуле перехватчика проще всего забываются мелкие бытовые неурядицы, вроде перепутанных писем и того, что на самом деле, кроме продленного контракта да шапочных знакомств на базе, у тебя больше никого и ничего на всем свете нет…
В столовой он оказался как раз в тот момент, когда по базе прокатился сигнал подъема.
— Антуан, ви сегодня ’ано, — сообщил ему Шарль. — Но для ге’оя базы — лучшие блюда, как всегда…
Он шлепнул перед Антоном меню из трех дежурных утренних блюд и, мурлыкая легкомысленный мотивчик, удалился.
— Не спится вот… — проворчал ему вслед Антон. По его мнению, Шарль был сумасшедшим. Он тоже продлил свой контракт, но при этом не был бойцом, и отдельной каюты ему не досталось. А всем известно: нужно быть сумасшедшим, чтобы продлить свой контракт на этой базе. Конечно, за исключением того случая, когда просто некуда возвращаться… К тому же Шарль знал по именам всех бойцов, даже тех, с кем Антон и виделся-то мельком. Текучка личного состава была достаточно большой, чтобы не стараться заводить долгих знакомств. К тому же запоминать гораздо полезнее не имена, а позывные.
Самые расторопные пилоты появились в столовой, когда Антон первый раз зачерпнул ложкой свою порцию протеинового киселя. В первых рядах прибывших он заметил одного из своих ведомых. И, как обычно, сначала вспомнил позывной Волга, а потом уже имя: Толик.
Толик тоже заметил его и просиял. Антон поморщился. Ведомые у него тоже менялись достаточно часто. Слишком часто, чтобы прикипать душой к каждому. А уж когда салаги-первогодки смотрели на него, открыв рот, изо всех своих силенок стараясь равняться на старшего опытного товарища…
— Привет! — провозгласил Толик, появляясь рядом со своим подносом. Он, конечно, взял у раздаточного прилавка то, что досталось, — выбрать одну из трех разновидностей питательной, но совершенно безвкусной смеси Шарль ему не позволил. — Наконец-то ты выбрался из своей берлоги. Мы уж думали, плесенью там покроешься…
Толик успел поучаствовать в нескольких патрулях и двух перехватах под крылом Антона и считал, что это дает ему право на некоторую фамильярность. Пускай. Максимум через месяц на его место придет другой, и тоже сперва будет заглядывать в рот… Ну а если так случится, что салага выдержит, то, значит, и впрямь имеет право на фамильярности.
— Слыхал? — Толик понизил голос. — Народ поговаривает, что скоро намечается прорыв.
— Нет, — сказал Антон, — не слыхал.
Он пожал плечами. Прорыв так прорыв. Не в первый раз. Видали мы и прорывы, и нашествия, и даже один раз орду, после которой блок-базу пришлось почти отстраивать заново…
— Ну и что?
— Так. Ничего. Интересно. — Толик несколько увял, обнаружив, что его новость не такая уж сногсшибательная. Но тут же оживился вновь: — Просто у нас тут дела странные творятся. Капитан сам не свой ходит.
— Н-да? — скептически протянул Антон и покосился в сторону дверей. Капитан Хафт появился в столовой точно таким же, каким Антон видел его три дня назад. Идеальная выправка, немного снисходительный взгляд и полное ощущение почти абсолютной власти казнить и миловать на данной конкретной блок-базе. Принципу питаться вместе с личным составом, для поднятия боевого духа последнего, он тоже не изменил.
— И что же случилось? — осведомился Антон, чтобы совсем уж не разочаровывать своего ведомого.
— Да понимаешь… Как бы сказать… Ребята странные письма стали получать. За три дня уже четверым пришло. Главное, обратный адрес один и тот же. Какая-то старая дура с самой Земли шлет, и как денег не жалко!..
Ложка Антона вдруг звякнула о край железной тарелки, и он с удивлением посмотрел на свою руку.