Достаю из ножной кобуры, не замеченной бандитами, второй пистолет. Проверяю обойму — вроде полная — и вскакиваю с поваленного столба. Чапай вопросительно поднимает голову. «Ищи! — говорю я. — Нюта!» Муравей носится зигзагами: голова опущена, антенны непрерывно шевелятся — ощупывают землю, пробуют на вкус воздух. Наконец он берет след и устремляется в темноту; я зажигаю фонарик и, спотыкаясь о битые кирпичи, кидаюсь вдогонку.
Поначалу Чапай бежит по улице, потом сворачивает в какую-то арку; мы оказываемся во дворе, окруженном непонятно как уцелевшими многоэтажками. В центре двора темнеет что-то большое. Следуя за Чапаем, подбегаю ближе и вижу памятник: одетый в борцовское кимоно президент гордо выпячивает усеянную орденами грудь. Рядом с памятником обнаруживается канализационный люк — муравей скребет его лапой.
Поводив лучом фонарика по земле, нахожу обрезок трубы и подцепляю крышку люка. Раздается скрежет. Мало-помалу крышка съезжает в сторону.
— Вперед! — командую я.
Чапай исчезает в темном отверстии. Светя себе под ноги, я следую за ним.
3
Я плыву уже с полчаса… а может, и час, не знаю. Пятиметровые волны то бросают меня в небо, то валят в узкие ущелья между гребнями. Арабелла висит в метре над водой и чуть впереди, я держу курс на нее — что очень удобно, ибо начинаются сумерки и остров с катером виден плохо. Брызги хлещут меня по лицу, соленая пена лезет в рот… с начала моего заплыва волнение заметно усилилось.
Хорошо хоть вода теплая — намного теплее, чем в северной части полуострова.
Или, вернее, плохо. Потому что в теплой воде водятся опасные насекомые… ощущение незащищенности покалывает мне пятки.
Перед тем как отправиться в путешествие, я подобрала обломок раковины с острым краем и спрятала в трусы (вспомнив, насколько те крошечные, озабоченно проверяю, на месте ли осколок, — слава богу, на месте). И все-таки непонятно, о чем я думала, когда покупала этот блядский купальник!
Меня выносит на очередной гребень и…
Склон следующей волны усеян ярко-красными пятнами: красное на синем — очень красиво.
Водомерки!
Я выхватываю осколок раковины и выставляю перед собой. На мгновение все вокруг застывает, как на снимке: висящая в воздухе Арабелла, летящие по ветру клочья белой пены, круглая луна, плывущая над темной горой острова. И водомерки: растопыренные лапы, лаково блестящие панцири — примерно метр в диаметре.
А потом…
Потом я переваливаю через гребень и, вытянувшись в струну, скольжу вниз — быстрее, быстрее… осколок раковины зажат в вытянутой руке. Водомерки расходятся веером (пропускают меня, чтобы напасть сзади)… я пролетаю сквозь их стаю и, сделав кувырок, поворачиваюсь — как раз чтобы успеть полоснуть раковиной по сунувшейся ко мне морде.
С распоротым глазом, водомерка заваливается набок и судорожно бьет ногами. Ее товарки отскакивают в стороны… но тут же бросаются на раненое насекомое. Раздается громкий неприятный хруст: жвалы раздирают хитиновый панцирь.
Однако досмотреть представление мне не удается: незаметно для себя я переваливаю через очередной гребень и, потеряв равновесие, падаю спиной назад. Волны крутят и вертят меня… я не понимаю, где верх, где низ. В нос набивается едкая, соленая вода.
А когда я выныриваю, то вижу летящую на меня водомерку — насекомое катится, как лыжник, по склону волны. Я отмахиваюсь раковиной, но попадаю в пустоту… вернее не в пустоту, а в широко разинутые жвалы. Ладонь прокалывает острейшая боль, раковина выскальзывает из пальцев. Две пары когтистых лап хватают меня за плечи и бока; к лицу приближается бородавчатая морда — превозмогая боль в прокушенной руке и отвращение, я пытаюсь морду эту оттолкнуть…
Но тут что-то большое падает водомерке на спину раздается хруст, лапы насекомого разжимаются. Меня относит в сторону, а водомерка, вздымая тучи брызг, погружается в воду. Я вижу в спине у нее дыру, в которой пузырится густая белая гадость.
Арабелла висит в воздухе и плотоядно щелкает жвалами.
4
Я осторожно спрыгиваю на пол и свечу по сторонам фонариком: коридор уходит в бесконечность. От стены до стены примерно четыре метра, от пола до потолка примерно три. По стенам тянутся ржавые трубы. Воздух едкий — у меня начинают слезиться глаза… здесь явно не помешали бы защитные очки.