Они пили из одноразовых стаканов. Ему вдруг пришло в голову, что в жизни все должно быть одноразовым, чтобы не искажать подлинный смысл ложной перспективой. Чтобы не заслонять пустоту суетой повторений. Чтобы каждое мгновение приобрело ценность или бесценность последнего. Может, это и означало бы умение жить? Такой банальный рецепт, по которому, однако, уже не получишь лекарства ни в одной аптеке.
АПТЕКАРЬОн проснулся, как всегда, в шесть утра. Для этого ему не нужен был будильник. Он надел спортивный костюм, кроссовки, ветровку с капюшоном и, несмотря на дождь, отправился на утреннюю пробежку в ближайший парк. Он никогда не менял своего маршрута, как, впрочем, и всех других своих привычек.
Город казался вымирающим — и не только потому, что стоял ранний час. Общественный транспорт прекратил работу неделю назад. Машин на улицах было много, но лишь немногие из них двигались. Нередко попадались и брошенные владельцами посреди проезжей части; они были исправны, ключи торчали в замках зажигания. Город словно погружался на морское дно — звуки стали глуше, цвета поблекли, даль была неразличима и размыта струями дождя.
Аптекарь бежал трусцой, и об него разбивались тысячи летящих капель. Шлепки кроссовок по лужам отдавались в переулках. Огромное количество бродячих кошек и собак провожали взглядами бегущего человека. Ирландский сеттер, явно совсем недавно лишившийся хозяина, пристроился к аптекарю и некоторое время трусил следом. Потом отстал, потеряв надежду снова обрести дом. Аптекарь не позвал пса за собой. Он хотел умереть так, как и жил — в одиночестве.
Мокрый парк встретил его похищенной у ночи свежестью, почти холодом. На темных аллеях было совершенно безлюдно. Аптекарь бежал, отмеряя километр за километром. Когда-то компанию ему составляли люди, имен которых он не знал, зато все они издали различали друг друга по стилю бега, регулярности, костюмам и еще по десятку признаков, что делало их ежедневные встречи не вполне обычными. Можно было видеть человека каждое утро в течение пятнадцати лет и не знать о нем ничего, кроме того, что после двух километров в темпе сто сорок ударов в минуту он начинает слегка приволакивать правую ногу.
Аптекарь оказался единственным, кто бегал до сих пор. Он вполне отдавал себе отчет, что в этом нет ни малейшего смысла. За исключением, вероятно, следующего пустяка: он не знал никакого другого способа противостоять надвигающемуся хаосу. Хаос приближался не только извне. Хаос готов был воцариться и в его собственной душе. Что-то безликое стучалось в ветхую дверь, заглядывало в окна, ворочалось в подвалах и поднималось, словно черное зловонное тесто…
Что оставалось аптекарю? Продолжать жить по-прежнему, будто ничего не случилось. Быть самим собой, хотя скоро слепая смерть сотрет все, что ему дорого. Случай и хаос правили миром. Жизнь была исключением из правил, так что тут можно было возразить? Аптекарь не верил ни в бога, ни в дьявола. Он не верил также в человечность после того, как трое подонков убили его пятнадцатилетнего сына. Забили ногами в сортире. Жена не вынесла этого. В течение тринадцати лет он посещал ее в психушке, и с каждым годом ей становилось все хуже. Под конец она напоминала чудовище. Но он помнил ее такой, какой она была в молодости. Он познакомился с ней в этом самом парке. Она сидела на скамейке и читала «Утраченный свет». Он не сумел пройти мимо.
Аптекарь закончил последний круг. Физически он чувствовал себя прекрасно. Куда лучше, чем в двадцать лет. Из всех препаратов, которыми сам же торговал, он употреблял разве что поливитамины. Да, он был в отличной форме и мог бы прожить еще как минимум лет тридцать.
На обратном пути тот же сеттер проводил его тоскливым взглядом. Бывший одноклассник, толстый и обрюзгший, сделал ручкой с балкона. Женщина в белом остановилась, поглядела вслед бегущему и покрутила пальцем у виска. А другая женщина — в черном, — вообразившая себя Смертью, погрозила ему пальцем. Начинался новый день. Первый из шести оставшихся.
Вернувшись домой, аптекарь тщательно побрился и помылся запасенной водой. Пока брился, он слушал последние новости по радио. Генералы все еще готовились воспользоваться тем, что они называли «последним шансом». Речь шла о запуске сотни-другой ракет с термоядерными боеголовками в направлении космического бродяги с целью расколоть его на части или изменить траекторию. Но для этого он был слишком велик по любым оценкам, и хэппи-эндом в духе старого тупого фильма даже не пахло.