— Алло, Вася? Не спишь, нет? Ага. Ну так да. Короче, есть кандидат. Да, по всем параметрам. Конечно, не сомневайся. Полное дерьмо, читать невозможно. С этим? С этим тоже всё о'кей. Я тебе говорю. Мне ты веришь? То-то. Во сколько? Ага. О'кей… о'кей. Давай, Василий… Короче, так. — Непокупный взял со стола ручку, что-то накорябал на бумажном листке. — Завтра в пять чтобы был как штык в редакции. Держи. Да, паспорт не забудь. У них пропускной режим. Делаешь распечатку, и на флешку текст возьми тоже. Дерзай… писатель.
Буйских с трудом разобрал на листке каракули великого: «Издат. «Глобал-Пресс», 4 эт., ком. 423, вед. ред. Вас. Плотник». По спине, невзирая на текиловый наркоз, пробежали мурашки. «Глобал-Пресс»! Василий Плотник! Да это же… это же…
— Что он сказал? — сипло вопросил Буйских.
— Что, припух, салабон?! — дружески хлопнул его по плечу Непокупный. — Не боись. Вася если захочет, так и обезьяну раскрутит. Давай, такси мне заказывай. Засиделись…
Василий Плотник оказался худощавым в целом мужчиной — исключение составлял небольшой аккуратный животик, — облачённым в чёрные вельветовые джинсы, чёрную рубашку и чёрные же длинноносые туфли. Взгляд у него был цепкий и какой-то неприятный. Володе даже сделалось несколько не по себе. Тем более что две таблетки пенталгина, принятые с утра, помогли слабо, голова отчаянно кружилась, а мысли в ней отсутствовали как таковые.
Чёрный человек неторопливо листал распечатку романа — точными, экономными даже какими-то движениями перекладывал листы, и это тоже было неприятно. Пару раз Плотник взялся за карандаш, что-то подчеркнул в тексте… Наконец, собрал листы в стопку и аккуратно постучал торцами о стол, возвращая рукописи идеально правильную форму кирпича.
— Что ж, голубчик, — ровно произнёс он, — неплохо. Весьма. Над псевдонимом думали?
— Дело в том, что псевдоним у меня — Максим Ростиславский.
— Спасибо, что не Каммерер, — негромко заметил Плотник. — Нет, голубчик, Ростиславский — не пойдёт. Максим — хорошо, Ростиславский — нет. Будете Максимом Чеховым. Это понятно?
«Да хоть Фёдором Достоевским, только напечатайте!» — чуть было не брякнул Буйских, однако удержался и лишь кивнул.
— Вот и прекрасно. — Плотник скупо улыбнулся. — Теперь небольшие формальности.
Он щёлкнул клавишей мышки — загудел принтер, принялся выбрасывать какие-то листки. Пока шла печать, Плотник общался по мобильному:
— Здравствуйте, у нас новый кандидат, очень перспективный. Да, можете не сомневаться, полное дерьмо. Читать невозможно. Да, по всем пунктам проходит. И это тоже. Сам Непокупный ручается…
Володя уже и не слышал. На выбрасываемых принтером листах печатался договор! Договор на издание его книги! И листы эти, обычные, формата А4, испещрённые обычной же типографской краской, были как скрижали судьбы.
Однако редактор ещё не закончил. Он размеренно постучал карандашом по столу, и Буйских весь обратился в слух.
— Вы, голубчик, — Плотник недовольно потянул носом воздух, — вроде бы как курите?
Буйских вздохнул, развёл руками.
— Придётся бросить, — сказал, как по башке огрел, ведущий редактор. — Да и, гляжу, выпить вы не дурак, извините, конечно. Это тоже нельзя. Раскрутка — штука серьёзная. Это понятно?
— Ну, надо, значит, надо, — счёл нужным вставить слово Володя. — Если для дела…
Плотник аккуратно вынул из принтера отпечатанный договор, аккуратно сложил листы, скрепил степлером.
— Читайте.
Буйских погрузился в чтение. Так, ага, права, обязанности сторон, гонорар… ого! А это что за приложение?
— Кхм… Можно вопрос?
— Задавайте, Владимир.
— Вот приложение к договору… что это за творческая командировка? И что значит — подписка о неразглашении, вот это самое главное!
Чёрный человек сложил лодочкой ладони и принялся объяснять, равномерным встряхиванием оных отчёркивая периоды речи:
— У нас, голубчик, применяется научная методика раскрутки. Методика секретная: вы же понимаете, что на дворе — двадцать первый век. Наука не стоит на месте, а конкуренты не дремлют. Поэтому мы командируем вас на два месяца в Королёв, это понятно? Прекрасно. С работы увольняйтесь или берите отпуск — как вам угодно, работа вам больше…
— Королёв — это где космонавтов готовят? — перебил Володя.
— Именно. Там мы арендуем необходимое оборудование. Итак, обратите внимание, мы выдаём вам неплохой аванс. В случае каких-то неувязок с вашей стороны вы обязаны будете вернуть в десятикратном размере.
— А с вашей стороны?
— С нашей стороны неувязок не бывает, — отрезал Плотник. — Это вам понятно?
Володя Буйских крякнул, полез было в карман за ручкой — подписывать в двух экземплярах, но редактор упредил его жест и уже протягивал свою — массивный, чёрный, маслянисто блеснувший «Паркер»…
Он вышел на крыльцо и глубоко вдохнул стылый, сырой воздух московской зимы… Ну и засранка эта радионяня… ведущая то бишь. «Золотой Ливень», видите ли, модная гламурненькая эфэм-голосина. Но — популярны, вот в чём дело. Не отнять. Да только это его визит — плюс к их рейтингу, а не наоборот, вот в чём дело-то. Ишь, дурища блондинистая. «В чём секрет вашей необычайной популярности»? Так тебе, дура, и скажи. Со стула сверзишься, прямо в студии своей…
Он решительно, но осторожно, чтобы не заляпать снежной грязной кашей сияющие, как надраенный пятак, роскошно дорогие «Балдинини», спустился с крыльца и устремился к ближайшему киоску. Ничего, теперь можно. Подкручивать будут не раньше, чем через год. Взял банку «Старопрамена» и пачку сигарет, закурил, хлебнул пива. Постоял, прислушиваясь, как возникает, а потом отступает приятный гул в ногах.
Популярность. Не всякий сдюжит такие нагрузки… Он вспомнил, как два года назад профессор с невероятной фамилией Марино-Хилдебрандт, но душка, не отнять, водил его с ознакомительной экскурсией по испытательным стендам в Королёве. И рассказывал про механизм раскрутки.
Центрифуга напоминала горизонтально укреплённый в невысокой стойке гигантский микрофон с кабиной-утолщением. Пол под ногами едва заметно подрагивал, и когда Володя обратил на это внимание, профессор пояснил:
— Там, внизу, стодвадцатитонный маховик создаёт стабильное торсионное поле. Это поле является опорным для потока левосторонних лептонов, несущих в информационное пространство образ мышления помещённого в центрифугу испытуемого. Детали, Володя, вам не важны. Суть же вот в чём. Когда мы вас раскручиваем, ваши знания о вашей книге уходят в информополе, если угодно — ноосферу, ментал, не в названии суть. А ведь никто более чем автор не понимает его творения, не любит его так же, не сопереживает персонажам… Знания эти входят в ноосферу, в самый мозг потребителя, и когда он видит на прилавке данную книгу, то попадает в лептонный резонанс и испытывает непреоборимое желание приобрести ваш творческий продукт! Вот, Володюшка, месячишку мы вас понаблюдаем, восстановим здоровье, печёночку промоем, лёгкие прочистим, кишечничек… обратно же вестибулярочку на место водрузим, а там и книжка ваша на прилавках появится. Тогда и начнём — с шести «жэ» для почину…
— Послушайте, — Буйских вдруг осенило, — это что же, и Непокупного тут раскручивали?
— И его, и Боева, и даже Мертвецову. Всех, всех раскручивали, Володюшка, всех.
— Вот оно в чём дело… Профессор, но они же все — бездари. Их же всех читать невозможно!.. Ведь надо в первую очередь — гениев…
— Что ж поделаешь? — пожал плечами Марино-Хилдебрандт. — Пробовали гениев. Не выходит. С одного боку, поди сыщи гения или на худой конец таланта, чтобы он считал себя таковым… А ведь уверенность в гениальности собственных текстов — основа лептонного резонанса! А с другого боку — нельзя уже так грубо насиловать потребителя. Вот приходит он в магазин — берёт книгу, а там заумь, скукотища, этика всякая с эстетикой… и стилистикой. Не хочет он потреблять такое. А резонанс шепчет: надо, надо, оно, то самое… Эдак мы бы, Володюшка, страну до массовой шизофрении довели…
Ишь, дура блондинистая! Буйских с ожесточением смял пустую банку и зашвырнул в урну. Знала бы, как трещат кости на пятнадцати «жэ», как кровь выступает сквозь поры кожи, как черно в глазах… и как страшно идти на очередную раскрутку, потому что — вдруг откажет сердце… вдруг лопнет сосуд в мозгу… Вдруг… да мало ли их, этих вдруг! И ни хрена не интересно ему, как вся эта наука работает. Важен результат. А результат — налицо. Максим Чехов, «Магия бессильна!». Максим Чехов, «Одноклеточный». Максим Чехов — интервью. Максим Чехов — автографы.