«Не марсоход! — чуть не взорвался Энгеран. — Это я, я написал про черепа! Боже, они всему верят…»
— Зелёные человечки сильно упали в цене, их никто не купит, — сказал он вместо этого. — Что там, в записи?
— Хотите посмотреть — сначала соглашайтесь.
— Хорошо. — Он начал сдаваться. — Даю десять секунд — изложите суть дела. Если будет интересно, продолжим. Итак, время пошло.
— Девушку арестовали за незаконное владение оружием. Она стреляла и снимала тех, кто на неё напал. Говорит, что ей до сих пор угрожает опасность. Как там время?
— Вы уложились. — Он оторвал глаза от часов. Пальба, арест, видеозапись — это уже факты, есть за что уцепиться. — Теперь подробности.
— Сперва гарантии. Я не хочу лишиться работы. По закону это запрещено разглашать.
— Будь по-вашему. — Энгеран делал уступку за уступкой, негодуя сам на себя. — Имя, фамилия, должность и внешность останутся в тайне.
— А моё вознаграждение? Наличными. Сейчас.
Пересчитав деньги, она осталась довольна.
— Итак, я купил информацию. Давайте по порядку — что за девушка, какое оружие, в кого стреляла?
— Ласса Йонсен. Она с прошлого года в Борденском доме, на строгом режиме.
Энгеран мигом представил себе психушку в Бордене. Старое доброе учреждение для умалишённых. Каменная стена, глухие белые корпуса, тотальное слежение. Всего-то край города, семь минут на электричке.
Ему доводилось там бывать, добившись разрешения на встречу с пациентами. В Бордене содержат интереснейших людей! Правда, наедине с ними лучше не оставаться.
«Она хорошенькая?.. Если заснять, репортаж выйдет изумительный. Подавленная транками, с потухшими глазами, в блёклой униформе с номером… а ещё лучше в наручниках! Или в ножных кандалах. Оч-чень фотогенично. Но и фигурка не помешает».
— Она купила русский автомат. Такой короткий, складной, помещается в кейсе. А вот фильм, — дама многозначительно показала карту от мобильника, зажав её в пальцах. — Пришельцы гнездятся в гавани. Очень противные, настоящие чудовища. Я, молодой человек, многое видела, но такого… Ума не приложу, как она сберегла карту.
— Вы медсестра из Борденского дома, — Энгеран твёрдо посмотрел в глаза женщине.
Строгая дама не ответила.
— Ладно, давайте запись.
Как любое видео, сделанное телефонной камерой, фильм обладал всеми пороками любительской съёмки. Мечущийся луч суматошными всплесками обрисовывал какое-то обширное и тёмное помещение вроде склада, штабели контейнеров, ряды канистр. Между рядами грузов и в проходах что-то бегало, мелькало, вспыхивало. Аудиодорожку напрочь, до оглушения микрофона, забивал прерывистый грохот выстрелов. Когда автомат делал паузу, слышались низкие глухие звуки вроде утробного мычания.
Вернуть к началу, замедлить воспроизведение, увеличить резкость и яркость.
Картинка стала лучше, но ненамного. Он видел перевёрнутые тазы или пылесосы, которые ползали по полу, волоча хвосты, и моргали голубыми огоньками. Это — марсиане? Не смешно. Скорее, большие телеуправляемые игрушки.
Потом заметил воду — порой вода мерцала на краю кадра, отблёскивая в случайно упавшем луче.
«На монтаж не похоже. Стрельба… Ерунда какая-то».
— Эта девушка… Запись — хорошо, но сама она что-нибудь рассказывала?
— Купила оружие и ночью начала стрельбу на дебаркадере. Плавучий причал в Глетской заводи, знаете? Там никого не нашли, кроме неё, но она расстреляла несколько магазинов. Когда попала к нам, просила увезти её как можно дальше, в горы.
Медсестра из Бордена говорила сухо, почти без выражения.
— Её история болезни, — тотчас переключился Энгеран. — Сможете скопировать? Пронести с собой флешку очень просто. Или вас обыскивают?
— Я смотрела её файл. Там основные обстоятельства, анализ состояния и вывод: «Параноидная шизофрения».
— Но хоть какие-нибудь факты? Описание бреда?
— Поначалу она говорила о контрабанде, требовала встречи с сотрудниками ДНБ, потом замкнулась.
Энгерана начал захватывать охотничий азарт. Он почуял запах сенсации и готов был взять след. Да тут чёрт-те что наворочено! Разобраться в деле до конца — инстинкт репортёра. Даже Департамент национальной безопасности замешан, это круто… и свойственно многим бредовым историям.
Но запись! Что она снимала, когда стреляла?
— Люди ДНБ посещали её в Бордене?
— Вы полагаете, их визит отмечают в истории болезни?
— М-да…
— Ласса сказала, — после паузы проговорила медсестра, — что могла бы довериться надёжному человеку. Я — не тот человек. Я дорожу своим местом.
— Отлично. Помогите мне встретиться с ней.
— Даже не надейтесь. Меня у вас не было, я вам ничего не говорила.
— Не желаете помочь — так передайте ей наедине, чтобы ждала. Я приду. И ещё: назовите мне точку отсчёта. Дату. Когда была схватка на дебаркадере?
— В июне минувшего года. Хотя… теперь все годы одинаковы.
Разбирать личные видеозаписи — словно смотреть чужие сны. Какая-то серая комната, наезд, всё окрасилось сиреневым — баланс не держит. Затем: канал, вода, приближение — всё дыбом и наперекос. Глухой голос: «Это картина из моего окна». Сильный стриженый малый; вид со спины. Оборачивается, выбрасывает вперёд руку — лица не разглядеть. Смех. «А это мой парень!» Куски, обрывки, ценные только для тех, кто стремится заснять их. Слепки чужой жизни. Тут нужен толмач, переводчик. Если бы заговорила Ласса, её память… Что же произошло тогда?.. Что?
Я недаром вздрогнул…
Ласса мучилась в удушливом городском зное. Она снимала дешёвую квартиру в Йонгхавене, в дряхлом доме у самого моря. Кондиционер то и дело вырубался от жары, а из ремонтной фирмы вязким голосом отвечали: «Ждите. У нас очень много заявок».
Приняв душ, Ласса натиралась кремом от загара.
— Сдайте ваши путёвки! — выкрикивал телевизор. — Город стал курортом! Море кипит от купальщиков! Испания или Греция? Рай гораздо ближе — шесть остановок на метро! Зелёный парк, жёлтый песок, все загорают топлес!
Стены рдели от нагрева, тротуары и мостовые обжигали, как горячие противни. Колёса продавливали борозды в размякшем асфальте. Все стремились к реке, к морю, к желанной прохладе.
Публика лезла в воду даже в Йонгхавене, сжатом между контейнерным терминалом, гремучей путевой развязкой и каналом, где вовсе не было пляжа. Теплоходы ревели от удивления, видя между бакенами и каменной стенкой притопленные «лягушатники» на поплавках — будто плавучие кастрюли с людским супом. «Глубина — 1 МЕТР. Безопасно. ½ часа — 5 талеров». Машины ползли по набережной, отжимая к парапету живой поток, красный от солнечных поцелуев.
Жара и толпа угнетали Лассу. Никогда раньше она не видела такого множества людей, стиснутых стенами улиц.
— Европа этого не вынесет, — пытался пророчествовать спёкшийся ханурик в поезде надземки, нацелив длинный нос в ложбинку между грудей Лассы. — Хм-м-м, это убийство.
Изобразив плевок на кончики пальцев, Ласса приложила их ко лбу носатого:
— Пш-ш-ш.
— Вы… ты… — опомнившись, судорожно отшатнулся малый. — Что вы пристаёте?!
— Лихо, — одобрил коротко стриженный высокий парень, стоявший справа.
— Помогите ребёнку, — с душой обратилась к нему Ласса. — Мальчик заблудился.
Улыбаться в большом городе опасно, особенно когда все головы раскалены. Носатый поспешил выйти, зато стриженый прилип.
— Хотите, угадаю — откуда приехали?